Отличие французского литературного общества от немецкого. Божий мир как идея. Цель искусства
Французы называют литературу выражением общества; это определение не ново:
оно давно нам знакомо. Но справедливо ли оно? Это — другой вопрос. Если под
словом общество должно разуметь избранный круг образованнейших людей, или,
короче сказать, большой свет, beau monde, тогда это определение будет иметь свое
значение, свой смысл, и смысл глубокий, но только у одних французов. Каждый
народ, сообразно с своим характером, происходящим от местности, от единства или
разнообразия элементов, из коих образовалась его жизнь, и исторических
обстоятельств, при коих она развилась, играет в великом семействе человеческого
рода свою особенную, назначенную ему провидением, роль и вносит в общую
сокровищницу его успехов на поприще самосовершенствования свою долю, свой вклад;
другими словами: каждый народ выражает собою одну какую-нибудь сторону жизни
человечества. Таким образом, немцы завладели беспредельною областию умозрения и
анализа, англичане отличаются практическою деятельностию, итальянцы
художественным направлением. Немец все подводит под общий взгляд, все выводит из
одного начала; англичанин переплывает моря, прокладывает дороги, проводит
каналы, торгует со всем светом, заводит колонии и во воем опирается на опыте, на
расчете; жизнь итальянца прежних времен была любовь и творчество, творчество и
любовь. Направление французов есть жизнь, жизнь практическая, кипучая,
беспокойная, вечно движущаяся. Немец творит мысль, открывает новую истину;
француз его пользуется, проживает, издерживает ее, так сказать. Немцы обогащают
человечество идеями, англичане изобретениями, служащими к удобствам жизни;
французы дают нам законы моды, предписывают, правила обхождения, вежливости,
хорошего тона. Словом: жизнь француза есть жизнь общественная, паркетная; паркет
есть его поприще, на котором он блистает блеском своего ума, познаний, талантов,
остроумия, образованности. Для французов бал, собрание — то же, что для греков
была площадь или игры олимпийские: это — битва, турнир, где, вместо оружия,
сражаются умом, остротою образованностию, просвещением, где честолюбие
отражается честолюбием, где много ломается копий, много выигрывается и
проигрывается побед. Вот отчего ни один народ не может сравняться с французами в
этой обходительности, в этой изящной ловкости и любезности, для выражения
которых словами опять- таки способен только один французский язык; вот отчего
вое усилия европейских народов с равняться в сем отношении с французами всегда
оставались тщетными; вот отчего все другие общества всегда были, суть и будут
смешными карикатурами, жалкими пародиями, злыми эпиграмма-ми на французское
общество; вот почему, говорю я, это определение словесности, вследствие которого
она должна быть выражением общества, так глубоко и верно у французов- Их
литература всегда была верным отражением, зеркалом общества, всегда шла «с ним
рука об руку, забывая о массе народа, ибо их общество есть высочайшее проявление
их народного духа, их народной жизни. Для писателей французских общество есть
школа, в которой они учатся языку, заимствуют образ мыслей, и которое они
изображают в своих творениях. Совсем не так у других народов. В Германии,
например, не тот учен, кто богат или вхож в лучшие дома и блистательнейшие
общества: напротив, гений Германии любит чердаки бедняков, скромные углы
студентов убогие жилища пасторов. Там все пишет или читает, там публика
считается миллионами, а писатели тысячами; словом: там литература есть выражение
не общества, но народа. Таким же образом, хотя и не вследствие таких же причин,
литературы и других народов не суть выражение общества, но выражение духа
народного; ибо нет ни одного народа, жизнь которого преимущественно проявлялась
бы в обществе, и можно сказать утвердительно, что Франция составляет в сем
случае единственное исключение. Итак, литература непременно должна быть
выражением — символом внутренней жизни народа. Впрочем, это совсем не есть ее
определение, но одна из необходимейших ее принадлежностей и условий. Прежде,
нежели я буду говорить о России в сем отношении, почитаю необходимым изложить
здесь мои понятия об искусстве вообще. Я хочу, чтобы читатели видели, с какой
точки зрения смотрю я на предмет, о котором вызвался судить, и вследствие каких
причин я понимаю то или другое так, а не этак.
Весь беспредельный,
прекрасный божий мир есть не что иное, как дыхание единой, вечной идеи (мысли
единого, венного бога), проявляющейся в бесчисленных формах, как великое зрелище
абсолютною единства в бесконечном разнообразии. Только пламенное чувство
смертного может постигать в свои светлые мгновения, как велико тело этой души
вселенной, сердце которого составляют громадные солнца, жилы — пути млечные, а
кровь — чистый эфир. Для этой идеи нет покоя: она живет беспрестанно, то-есть
беспрестанно творит, чтобы разрушать, и разрушает, чтобы творить. Она
воплощается в блестящее солнце, в великолепную планету, в блудящую комету; она
живет и дышит — и в бурных приливах и отливах морей, и в свирепом урагане
пустынь, и в шелесте листьев, и в журчании ручья, и в рыкании льва, и в слезе
младенца, и в улыбке красоты, и в воле человека, и в стройных созданиях гения...
Кружится колесо времени с быстротою непостижимою; в безбрежных равнинах неба
потухают светила, как истощившиеся вулканы, и зажигаются новые; на земле
проходят роды и поколения и заменяются новыми, смерть истребляет жизнь, жизнь
уничтожает смерть; силы природы борются, враждуют и умиротворяются силами
посредствующими, и гармония царствует в этом вечном брожении, в этой борьбе
начал и веществ. Так —идея живет: мы ясно видим это нашими слабыми глазами. Она
мудра, ибо все предвидит, все держит в равновесии; за наводнением и за лавою
ниспосылает плодородие, за опустошительною грозою чистоту и свежесть воздуха, в
пустынях песчаной Аравии и Африки поселила верблюда и страуса, в пустынях
ледяного Севера поселила оленя. Вот ее мудрость, вот ее жизнь физическая: где же
ее любовь? Бог создал человека а дал ему ум и чувство, да постигает сию идею
своим умом и знанием, да приобщается к ее жизни в живом и горячем сочувствии, да
разделяет ее жизнь в чувстве бесконечной, зиждущей любови! Итак, она не только
мудра, но и любяща! Гордись, гордись, человек, своим высоким назначением; но не
забывай, что божественная идея, тебя родившая, справедлива и правосудна, что она
дала тебе ум и волю, которые ставят тебя выше всего творения, что она в тебе
живет, а жизнь есть действование, а действование есть борьба; не забывай, что
твое бесконечное, высочайшее блаженство состоит в уничтожении твоего я в чувстве
любви. Итак, вот эти две дороги, два неизбежные пути: отрекись от себя, подави
свой эгоизм, попри ногами твое своекорыстное я, дыши для счастия других, жертвуй
всем для блага ближнего, родины, для пользы человечества, люби истину и благо не
для награды, но для истины и блага, и тяжким крестом выстрадай твое соединение с
богом, твое бессмертие, которое должно состоять в уничтожении твоего я, в
чувстве беспредельного блаженства!.. Что? Ты не решаешься? Этот подвиг тебя
страшит, кажется тебе не по силам?.. Ну, так вот тебе другой путь, он шире,
спокойнее, легче: люби самого себя больше всего на свете; плачь, делай добро
лишь из выгоды; не бойся зла, когда оно приносит тебе пользу. Помни это правило:
с ним тебе везде будет тепло! Если ты рожден сильным земли, гни твой хребет,
ползи змеею между тиграми, бросайся тигром между овцами, губи, угнетай, пей
кровь и слезы, чело обремени лавровыми венцами, рамена согни под грузом
незаслуженных почестей и титл. Весела и блестяща будет жизнь твоя; ты не
узнаешь, что такое холод и голод что такое угнетение и оскорбление, все будет
трепетать тебя, везде покорность и услужливость, отвсюду лесть и хваления, и
поэт напишет тебе послание и оду, где сравнит тебя с полубогами, и журналист
прокричит во всеуслышание, что ты — покровитель слабых и сирых, столп и опора
отечества, правая рука государя! Какая тебе нужда, что в душе твоей каждую
минуту будет разыгрываться ужасная, кровавая драма, что ты будешь в
беспрестанном раздоре с самим собою, что в душе твоей будет слишком жарко, а в
сердце слишком холодно, что вопли угнетенных тобою будут преследовать тебя и на
светлом пиру и на мягком ложе сна, что тени погубленных тобою окружат твой
болезненный одр, составят около него адскую пляску и с яростным хохотом будут
веселиться твоими последними предсмертными страданиями, что перед твоими взорами
откроется ужасная картина нравственного уничтожения за гробом, мук вечных!.. Э,
любезный мой, ты прав: жизнь —сон, и не увидишь, как пройдет!.. Зато весело
поживешь, сладко поешь, мягко поспишь, повластвуешь над своими ближними, а ведь
это чего-нибудь да стоит! Если же, при твоем рождении, природа возложила на твое
чело печать гения, дала тебе вещие уста пророка и сладкий голос поэта, если
миродержавные - судьбы обрекли тебя быть двигателем человечества, апостолом
истины и знания, вот опять перед тобою два неизбежные пути. Сочувствуй природе,
люби и изучай ее, твори бескорыстно, трудись безвозмездно, отверзай души ближних
для впечатления благого и истинного, изобличай порок и невежество, терпи гонение
злых, ешь хлеб, смоченный слезами, и не своди задумчивого взора с прекрасного,
родного тебе неба. Трудно? Тяжко?.. Ну, так торгуй; твоим божественным даром,
положи дену на каждое вещее слово, которое ниспосылает тебе бог в святые минуты
вдохновения: покупщики найдутся, будут платить тебе щедро, а ты лишь умей кадить
кадилом лести, умей склонять во прах твое венчанное чело, забудь о славе, о
бессмертии, о потомстве, довольствуйся тем, если услужливая рука
торгаша-журналиста провозгласит о тебе, что ты великий поэт, гений, Байрон,
Гете!..
Вот нравственная жизнь вечной идеи. Проявление ее — борьба между
добром и злом, любовию и эгоизмом, как в жизни физической противоборство силы
сжимательной и расширителеной. Без борьбы нет заслуги, без заслуги нет награды,
а без действования нет жизни! Что представляют собою индивидуумы, то же
представляет и человечество; оно борется ежеминутно и ежеминутно улучшается.
Потоки варваров, нахлынувших из Азии в Европу, вместо того, чтобы подавить
жизнь, воскресили ее, обновили дряхлеющий мир; из гнилого трупа Римской перии
возникли мощные народы, сделавшиеся сосудом благодати... Что означают походы
Александров, беспокойная деятельность Цезарей, Карлов? — Движение вечной идеи,
которой жизнь состоит в беспрерывной деятельности.
Какое же назначение и
какая цель искусства?.. Изображать, воспроизводить в слове, в звуке, в чертах и
краской идею всеобщей жизни природы: вот единая и вечная тема искусства!
Поэтическое одушевление есть отблеск творящей силы природы. Посему поэт более,
нежели кто-либо другой, должен изучать природу физическую и духовную, любить ее
сочувствовать ей; более, нежели кто-либо другой, должен быть чист и девствен
душою; ибо в ее святилище можно входит только с ногами обнаженными, с руками
омовенными, с умом мужа и сердцем младенца, ибо только сии наследят царствие
небесное, ибо только в гармонии ума и чувства заключается высочайшее
совершенство человека!