Женское общество. Кутежи с достоинством. Долг и служба для философа и собеседника
Обращение его с женщинами было не менее просто и прилично. Женское общество
является для военных людей как бы необходимым противовесом суровости и трудов
боевой жизни, и на этом основании герой мой искал сближения с женщинами с
неменьшим увлечением, как и прочие мужчины. Его даже обвиняли в этом отношении в
некоторых излишних вольностях, но никто не мог никогда упрекнуть его в
каком-нибудь не только бесчестном, но даже сомнительном поступке. Семья была для
него недосягаемой святыней, и никогда не позволял он себе каких-либо искательств
относительно замужних женщин или честных девушек.
Постоянство, правда, не принадлежало к числу его добродетелей, но
манера себя держать относительно женщин была безукоризненна. Он никогда не
позволял себе долгих ухаживаний, и хотя был далек от веры в неприступность
женщин вообще, но, тем не менее, самолюбие не допускало его до полного
подчинения их капризам. Встретив от которой-нибудь строгий отказ своим
искательствам, он с уважением преклонялся пред такою личностью и скоро утешал
себя среди многих других. Мир был для него в этом случае велик и обширен. Быть
любимым было для него необходимостью, дополнением к тому, чтоб любить самому.
Любящий же женщин, он готов был извинить все и забывал ее недостатки даже в
случае, если это было отсутствие красоты, недостаток ума или изъян лет.
Он умел сохранить достоинство и такт даже в часы разгула и кутежей,
столь обыкновенных в его сословии. Его манера себя держать останавливала в этом
случае даже готовую расходиться грубость товарищей. Он примером своим учил их
деликатности и умел дружески представить в дурном виде те неприятности, которым
они могли себя подвергнуть, поступая таким образом. Совет его и помощь были
готовы всегда и везде. Удовольствия, которые он позволял себе сам, носили всегда
характер скромности и благородства. Он умерял их для того, чтобы сделать более
продолжительными. Даже кутежи, на которых он присутствовал, принимали оттенок
умеренности и благородства. Он умел соединить веселость с серьезностью, героизм
с нежностью, удовольствие с пользой и остроумие с рассудком. Свои знания излагал
он без педантизма, и даже выводы холодного рассудка звучали в его устах чем-то
мягким и примиряющим. Всем своим занятиям он умел определить место и время и мог
совершенно спокойно, вернувшись после нежного свидания домой, заняться
вычислением полета пушечного ядра или, наоборот, вмешаться в детские игры,
окончив чтение философского сочинения.
Философ утром, веселый собеседник вечером и светский человек зимой, он
всецело отдавался делу и службе, едва наступал поход или время занятий.
Привыкнув с малолетства к перенесению усталости и всевозможных лишений, он
никогда не терял самообладания и бодрого настроения духа. Для него было
решительно все равно спать на холодной, мокрой земле или в пышном алькове,
обедать за столом Лукулла или есть черствый хлеб, сидя верхом на лошади. Главным
житейским удобством считал он умение обходиться совсем без этих удобств, что же
касается до роскоши, то он допускал ее только в оружии и лошадях.
Строго умея хранить тайну своих намерений и действуя всегда решительно и с быстротой, он владел искусством исполнять многое малыми средствами. Хладнокровие и веселость не покидали его даже в самые затруднительные минуты. Нисколько не боясь не только смерти, но и возможности быть изувеченным, он никогда не терялся в опасностях, которые, напротив, ободряли его и вдохновляли. Казалось, не обстоятельства повелевали им, а он ими. Он легко видел суть дела в самых затруднительных случаях. Равно в самых отчаянных положениях его хладнокровие ободряло других, и не было, казалось, такого невозможного дела, пред которым дрогнула бы его храбрость.
Он, однако, умел остановиться там, где настойчивость не привела бы ни к
чему. В таких случаях он сдерживался и выжидал более благоприятного мгновения.
Неудача не заставляла его терять бодрости, а удача не ослепляла. Он с
удивительным искусством умел пользоваться плодами побуды и обыкновенно говорил в
этом случае, что пока не сделано все, надо считать, что ничего не сделано.
Спокойный среди разгара самого жестокого боя, он и в нем старался, насколько
было возможности, выказать сострадательность. Кровь людей щадилась им более
всего, и потому он никогда не проливал ее понапрасну. Всякие излишние жестокости
при взятии города или в битве останавливал он немедленно. Раненые, пленные, а
все равно жители домов, где стояли постоем его войска, находили в нем первого
защитника и покровителя. Он требовал, чтобы война велась по всем законам
рыцарства и чтобы армия отнюдь не напоминала шайку разбойников. Для этого он
строго наблюдал, чтобы мирные граждане не подвергались каким- либо насилиям и
вымогательствам. Общая благодарность была за то ему наградой, и даже солдаты
чувствовали, что для них самих выгоднее вести себя таким образом.
Образ мыслей моего героя лучше всего может быть выражен в военных
анекдотах и событиях, которые он любил рассказывать. Вот некоторые из них на
выдержку.
«Что нам теперь делать?» — спросил Веймарский герцог, разбитый при Рейнфельде,
причем половина армии оказалась рассеянной, а весь обоз и лагерь были потеряны.
«Сомкнуться и идти в атаку»,— ответил герцог Роган. Войска мигом построились и
ударили на императорскую армию. Результатом была выигранная битва, взятие в плен
четырех генералов и затем целый ряд новых побед.
Раз во время войны римлян с парфеянами двадцать неприятельских солдат
решились во что бы то ни стало пробиться сквозь строй римских войск. Римляне,
пораженные таким мужеством, расступились сами и позволили им беспрепятственно
удалиться с поля битвы.
Людовик XIV, разговаривая однажды с Вобаном по поводу осады Турина,
выразил свое удивление, что осада продвигалась очень медленно. Знаменитый
инженер предложил в ответ на это отправиться туда лично для руководства
работами. «Но ведь этот пост ниже вашего звания»,— возразил король. «Мой пост
там, где я могу оказать пользу государству»,— отвечал Вобан.
Пирр говорил, что мнение одного понимающего дело человека значит
более, чем храбрость многих тысяч, и что Кинеас взял своим красноречием более
городов, чем сам он оружием. Герой мой точно так же умел вовремя обратиться с
речью к своим солдатам. Он знал человеческое сердце и умел, когда это надо было,
задеть его живые струны.
Если б ему случилось быть во главе швейцарских войск в момент битвы, то я
уверен, что он обратился бы к ним приблизительно со следующими простыми, но
увлекательными для массы словами: «Сегодня, товарищи, ваша храбрость должна
решить, достаточно ли ценит счастливый народ свою свободу, а также и то,
проведете ли вы вашу старость в почете и изобилии или в презрении и нищете!
Отечество возлагает на вас все свои надежды и упования, и завтрашний день должен
решить, сумеем ли мы достойно защитить родину или покинем ее как неблагодарные
трусы!.. Тысячи громких криков будут приветствовать вашу славу или, наоборот,
покроют вас позором и упреками!..
Пред вами точно такие же войска, каких ваши предки побеждали так
часто. Они дрожат, вспоминая эти победы, и ваша традиционная слава невольно их
беспокоит. Ваша храбрость признана всеми монархами, что лучше всего доказывается
тем, что из вашей среды они преимущественно любят избирать своих телохранителей
и что союза с нами ищут все державы. Если, таким образом, вам доверяют монархи
более, чем своим собственным подданным, то что же можно от вас ожидать, если вы
встанете на защиту вашей собственной родины? В настоящую минуту вы не наемники,
сражающиеся из-за денежных выгод, но истинные солдаты, восставшие на защиту
своих семейств и своей родины!
Неужели враги ваши, обессиленные долгой праздностью и бездействием, в
состоянии будут одолеть вас, закаленных трудами и подвигами? Ударимте же дружно
на строй неприятеля! Битва будет рукопашная, и если вы останетесь тем, чем были
всегда, то я вперед отвечаю вам за победу.
Не придавайте значения блеску их мундиров или стройности их выправки. Грация
движений и завитые косы не принесут в битве никакой пользы. Конечно, нельзя
спорить, что враги привыкли более к дисциплине и лучше слушают и понимают своих
начальников, но кто же запретит нам взять с них в этом случае прекрасный пример?
Если б счастье обратилось против нас, то не забывайте, что
беспорядочное отступление в этих случаях всего опаснее. Войско, пришедшее в
замешательство, следует считать разбитым. Потерявшие из вида свой отряд пусть
спешат собраться под знамена. Главное, не берите примера с соседних отрядов в
случае, если беспорядок распространится среди них. Докажите, что из храбрых вы
были храбрейшими. Я забочусь о себе столько же, сколько о вас. Доверьтесь моему
благоразумию и опытности. Я скомандую отступление не ранее, чем увижу, что нет
никакой надежды на победу. Пусть тогда, по крайней мере, спокойствие и порядок
хоть несколько вознаградят нас за стыд и опасность... Подумайте, однако, сколько
зол ждут нас впереди, если мы не останемся победителями!.. Налоги увеличатся во
много раз! Контрибуции вас разорят! Ваши сыновья будут силой взяты из родных
домов и отданы на службу чужестранным государям. Победители поселятся в ваших
домах и будут распоряжаться вашим добром как своим! Они срубят ваши фруктовые
деревья и сожгут их на тех самых очагах, у которых грелись ваши предки! Они
будут оскорблять ваших жен и дочерей, насмехаться над вашим бессильным отчаянием
и отвечать насилием на ваши протесты... Неужели перенесем мы хладнокровно такие
несчастья?.. Нет, храбрые товарищи! Лучше умереть всем до последнего, чем
допустить свершиться подобным ужасам! Но, впрочем, я верю, что уже сегодня
вечером мы будем против них обеспечены! Храбрость ваших врагов — ничто пред
вашей, потому что они сражаются за притеснение, а вы за правду. Провидение за
нас! Оно бодрствует над нами на поле битвы точно так же, как и в семейном кругу.
Без Его воли никакое несчастье не может на нас обрушиться! А если и обрушится,
то подумайте, много ли мы при этом потеряем? Несколько лишних мгновений неверной
жизни, полной горестей, бед и болезней! Если умирать, то лучше умереть, исполняя
долг чести и любви к отечеству!»
Тут, обнажив голову и подняв глаза к небу, он бы прибавил: «О Ты! В чьих руках судьба всех! Ты, избравший нас, чтоб быть счастливейшим из народов! Ты, сражавшийся с нашими отцами за свободу против тирании! Не оставь нас и сегодня! Мы укладем в Твои руки правду нашего дела! Не честолюбие или корысть руководят нами, но желание защитить то, что для нас святее всего! А вы, тени наших предков, взгляните благосклонно на нашу кровь, она ваша, и мы клянемся скорее пролить ее до последней капли, чем унизить трусостью!.. Вперед, друзья! Победа наша!»