Свобода прессы и ложная свобода. Цитаты из газет. Что может оставаться вне критики
В странах, где от излишнего недоверия или от других каких-нибудь подобных
причин, считается нужным стеснять публичную свободу слова, руководясь ложным
взглядом, будто заглушить жалобу — значит уничтожить самое зло, было бы полезно
для каждого влиятельного человека завести у дверей своего дома секретный ящик,
куда каждый мог бы бросать письма с проектами и советами. Среди сотни пустых,
наверно, нашлось бы несколько дельных. В Англии роль подобных сообщений играют
газеты, это эхо народных желаний, чей голос раздается даже в стенах дворцов.
Нередко даже короли получали таким путем полезные советы и указания, тем более
драгоценные, что в них воспроизводились такие подробности, каких невозможно было
узнать иначе. Конечно, этим способом иногда задевается чужая репутация и доброе
имя, эта драгоценнейшая собственность всякого порядочного человека, но подобные
случаи следует уже считать злоупотреблением. Всякий член общества имеет полное
право критиковать действия людей, которым он доверил свое благо и защиту своих
прав, и может равно обвинять в предосудительных поступках тех из них, которые
позволяют себе такие поступки; но клевета должна при этом строго изгоняться.
Обвинение должно быть поставлено прочно, и потому не только клевета, но даже
простое полувысказанное подозрение, при котором собственные имена скрываются под
начальными буквами так, однако, что всякий легко может узнать, о ком идет речь,
должно считаться вполне предосудительным злоупотреблением гласности.
Последствием такой ложной свободы слова может быть то, что люди вполне честные и
полезные в суждении обществу, но недостаточно твердые характером, будут глубоко
огорчаться подобным топтаньем в грязь своих самых лучших намерений, потеряют
охоту служить общественному благу и утратят даже любовь и уважение к своей
родине. Равнодушие сменит в них усердие, а эгоизм — прежнее бескорыстие. Зато
человек твердый, считающий себя выше подобных оскорблений, сумеет и здесь
остаться на своем месте, презрев недостойные клеветы низких крикунов. Бывает
даже так, что чем злее нападки наглых клеветников, тем выше становится репутация
истинно достойного человека.
О свободе английской печати говорилось много, но вряд ли знают в чужих
странах, до каких злоупотреблений иногда случается ей доходить. Я привожу ниже
несколько отрывков, взятых без малейшего выбора из наиболее распространенных
газет, валяющихся на столах во всякой кофейной. Надо прибавить, что вопрос, о
котором идет речь, касается одного из самых лучших проектов, которые когда-либо
составлялись хорошими министрами, и что при этом он рассчитан с соблюдением всех
политических предосторожностей и с принятием во внимание самых святых
человеческих прав. Словом, это не что иное, как проект о реформах в устройстве
Ост-индской компании, этого учреждения, при мысли о котором невольно рождается
вопрос, как могла самая либеральная нация в мире допустить деспотическую власть
нескольких невежественных купцов и спекулянтов над народом, превосходящим
численностью в несколько раз нацию, над ним господствующую, и все это
единственно ради приобретения золота? Как могла она позволить, чтобы рядом с ее
прославленной конституцией грабили, убивали и отягощали оковами миллионы людей,
которые, несмотря на отдаленность места жительства, все-таки подданные той же
британской короны и потому должны иметь право на защиту и покровительство
законов, не говоря уже об их общечеловеческом праве на то же самое.
«Отрывки, переведенные слово в слово: — Public Advertiser. 18 декабря
1783 года. Когда государство управляется интригами презрительных искателей
приключений, заключивших союз с доверчивым невежеством и неспособностью; когда
законы низведены на степень простых клочков бумаги, а местные маленькие тираны
называют справедливые требования народа бунтом, тогда надо во что бы то ни стало
найти исход из такого положения. Юрисконсульты, насмехавшиеся над общественной
безопасностью и основными законами государства, очень недалеки от приведения в
дело проекта навязать свои предположения с помощью штыков, но подчиниться людям
такого рода и терпеть оскорбления столь явные не согласилась бы даже нация, не
умеющая носить оружия. Король и коммуны — народное сознание, и потому пускай же
советники научат их уважать прирожденные права народа. В настоящее время
предстоит неотложно решить вопрос, можно ли позволить такой политической
испорченности проникнуть в кровь и плоть свободного народа? Должна ли
национальная доблесть подчиняться бесстыдному обману, хотя он и прикрывается
именем закона? Должен ли народ содержать на свой счет в мирное время огромную
армию, служащую к его же собственному порабощению? Недалеко время, когда
подданные трех соединенных королевств ясно почувствуют, до чего они доведены
этой непозволительной системой действия. Если народ вручил власть избранным им
правителям, то он будет их поддерживать только в случае честного с их стороны
исполнения обязанностей; народные права дарованы самим Богом, и их нельзя
изменить или отнять, как другие. Подобный поступок должен считаться высшим из
всех преступлений. Если даже правительства подвергаются осуждению за нарушение
народных прав, то возможно ли допустить, чтобы оставались безнаказанными люди,
посягающие на права как народа, так и правительства вместе?»
«Public Advertiser. 6 декабря, 1783 года. ...Пустая болтовня
составителя проекта, лишенная всякого толка и смысла, не только не вызывает на
честное, откровенное объяснение, но напротив, по-видимому, старается всячески
его избежать. Он, кажется, взял своим лозунгом крик: держите вора! И вовсе не
расположен выслушать, что скажет в свое оправдание неправильно задержанный. О,
до какой глупости и несправедливости доходят претензии такого рода! Эти люди,
значит, серьезно хотят уничтожить права собственности и разорить владельцев! Но
остается решить вопрос, позволят ли безнаказанно владельцы так нагло себя
ограбить? Разве у них нет законов, армии и союзников для защиты своих прав? Если
министры будут настаивать на своем постыдном намерении захватить чужие права и
добро, то владельцы найдут, кому их заложить и передать на хранение. Есть
свободные города, как Антверпен и Остенде; города эти состоят под управлением
государя, столько же прославившегося умом и справедливостью, как иные другие
прославились глупостью и жестокостью. Государь этот не завидует благосостоянию
своих подданных и не желает присваивать себе их добра. Он не позволит подкупить
себя для того, чтобы предать их в руки шайке гнусных эксплуататоров. В такой
стране договоры и хартии останутся всегда неприкосновенными. Англия обязана этой
стране развитием своей собственной торговли, и потому если тамошнее
правительство будет справедливее нашего, то и торговля наша вернется снова туда
же или в какую- нибудь иную страну, где ей будет оказываться то покровительство,
которого она лишена в своем отечестве».
«Другая газета. ...Если проект с таким ложным, ничтожным основанием
будет приведен в исполнение, то это послужит полным доказательством продажности
и испорченности палаты общин, и потому нечему удивляться, если мы серьезно
боимся тех опасных последствий, к которым нас могут привести люди такого рода.
Можно ли надеяться на уважение прав личных там, где даже общественные права
подвергаются таким вопиющим нарушениям? Никакие смягчающие обстоятельства не
могут оправдать такой подавляющей тирании...»
«Morning post. 14 января, 1784 года. ...Распущение парламента при
современных обстоятельствах будет самою вредною и опасною мерой. Не надо
забывать, что подобная мера привела на эшафот Карла I и была причиной изгнания
Иоанна II. Хотя народ и может безнаказанно снести в течение некоторого времени
подобное оскорбление, но рассудок, рано или поздно, вступит в свои права и даст
народу в руки оружие против нарушителей его привилегий...»
Такого рода язык показался бы в высшей степени новым и описанным в
какой-нибудь другой стране, но в Англии он не производил ни малейшего вредного
впечатления. Я видел, как публика, за исключением небольшой кучки
заинтересованных в деле, нимало не волнуясь, читала инсинуации гораздо хуже
только что приведенных и не видела в них ничего, кроме пустой, нисколько не
убедительной болтовни. Англичанам, прежде всего, нужны факты и доказательства,
хотя, с другой стороны, нельзя отрицать, что всякая смелая откровенность всегда
будет им нравиться. Даже те люди, о которых печатают подобные вещи, нимало этим
не смущаются. В этом случае к ним можно применить слова Монтескье: «Мелкие
правители не в состоянии вырасти до презрения клеветы, но в больших государствах
клевета, направленная против государя, слишком ничтожное орудие для того, чтобы
нанести ему какой-нибудь вред. Что же касается аристократов, то в них стрелы
клеветы иногда попадают действительно». Вообще, можно сказать, что чем выше к
образованнее человек, тем равнодушнее бывает он к незаслуженным упрекам; если же
упрек этот справедлив, то защищаться против него запрещением слова будет новой
несправедливостью, худшей, чем первая. Замечательно, что самыми нетерпимыми в
этом случае людьми бывают именно те, чья совесть не отличается особенною
чистотою, точно так же, как наиболее рьяными крикунами против правительственной
власти оказываются почти всегда самые ничтожные люди. Чем человек пустее и
эгоистичней, тем с большей ревностью старается он зажать рот голосу правды и
добра.
Нередко бывает, что даже в образованных, могущественных государствах
частных людей, рассуждающих об общественных делах, думают оборвать вопросом: «Во
что вы вмешиваетесь?» На что можно прекрасно ответить словами: «В мои
собственные дела», что будет совершенно справедливо, так как всякое общественное
дело всегда касается частных лиц, составляющих общество. Интересоваться всем,
что касается законов и устройства страны, где мы живем, составляет даже самую
святую обязанность всякого истинного патриота, что только этим путем может он
применить свои собственные силы и способности к тому, чтобы улучшить и
поддержать это устройство. Всякий гражданин — естественный защитник своей
родины, и обязанность защищать ее от зла внутреннего чуть ли еще не славнее, чем
защита с мечом в руках от врагов внешних.
К сожалению, много есть правителей, которые держатся принципов, постоянно
выражающихся, по свидетельству Блакстона, Иоанном I Английским: «Если считается
безусловно атеизмом и богохульством всякое слово ропота против Творца Вселенной,
то точно тем же должно признаваться и недовольство, выражаемое подданными против
прихоти, какую благоугодно будет сделать монарху на высоте его величия. Как
всякий добрый христианин во всем полагается на Бога, так точно добрый подданный
должен полагаться на волю государя, выраженную в его законах».
Какая разница между подобными принципами и словами Траяна,
составившими его лучшую и вечную славу! Препоясывая мечом только что
назначенного им великого префекта, государь этот сказал: «Носи этот меч для
того, чтобы защищать меня и поддерживать, если я буду властвовать по правилам
добродетели. Если же я уклонюсь с этого пути, то ты имеешь право обратить меч
против меня самого».
Отчего же видим мы, что на практике первый принцип встречается чаще второго? Ответ прост: Траяны редки, а Иоанны, к сожалению, часты.