Юриспруденция и нравственная философия. Обсуждение законов. Римский кодекс
Искусство управлять людьми состоит не в чем ином, как только в умении применять
к общегражданской жизни те же принципы и правила справедливости, которыми мы
руководимся в жизни домашней. Потому курс нравственной философии может служить
самым лучшим введением в науку юриспруденции.
Слово «закон», подобно множеству других технических слов, очень часто
произносится толпой без всякого разумения его внутреннего смысла. Отсюда
рождается огромная путаница в понятиях и в заключениях. Законом вообще называют
выражение воли правительственной власти, вследствие чего подданные обязуются
поступать так или иначе, под страхом кары в случае неповиновения. Но, если
определение это счесть безусловно справедливым, то, значит, мы должны будем с
уважением преклоняться перед дикой прихотью жесточайшего тирана и считать эту
прихоть обязательным нравственным правилом. Такой вывод будет выполнен логично,
потому что величайший деспот может случайно встать во главе правления, после
самого разумного, благодетельного сената.
Конечно, невозможность угодить на всех, а равно и трудность для
каждого понять те многоразличные политические комбинации, которыми вызывается
издание многих законов, возлагают на граждан обязанность подчиняться издаваемым
правилам и воздерживаться от близорукой критики правительственных распоряжений,
но все имеет свои границы.
Уважение к чему бы то ни было не должно доходить до потери
человеческого достоинства или до забвения самых основных правил справедливости.
Закон всегда имеет в виду только пользу и потому должен быть уважаем безусловно
с этой точки зрения. Полезному закону с удовольствием подчинится большинство,
как и кем бы он ни был издан, одною ли верховною властью или всем народом
вообще, в лице его представителей.
Обычай передавать проекты новых уставов на публичное обсуждение может
быть очень важным подспорьем для правительств. По словам Фукидида, афипские цари
очень часто обращались в этом случае к народу и произносили свои решения на
основании большинства голосов, высказавшегося за применение нового закона. Если
бы этот метод был введен вновь, то он внес бы в общественное устройство выгодные
стороны демократии без ее недостатков. Он поднял бы в глазах народа его
собственное значение, способствовал бы развитию его патриотизма и вселил в него
более уверенности в свои силы и способности. Правительство, в свою очередь,
также выиграло бы от такой системы, приобретя более к себе доверия, а также
сняло бы с себя часть ответственности за слишком поспешные, необдуманные
решения. Ревнивое пристрастие и уважение к старым законам может счи- таться
хорошим качествам со стороны подданных, но !когда такого взгляда держится
законодательная власть, то из этого могут произойти очень вредные последствия.
Дела решаются тогда на основании рутины, а нс здравого смысла, невежество
приобретает прочную почву, злоупотребления увеличиваются, и самые необходимые
реформы остаются без движения. Степень развития юридических наук у различных
народов, к сожалению, делает очень немного чести человеческому гению. В
большинстве европейских государств юриспруденция представляет из себя такой
лабиринт, что даже люди, подобные Монтескье, не нашли бы в нем ни входа, ни
выхода. Это какая-то пестрая мозаика, составные части которой склеены без
всякого толку и смысла вследствие того, что каждый новый век прибавляет к старым
постановлениям свои новые, не обращая внимания на то, что было сделано прежде, и
соответствуют ли эти прежние постановления новым требованиям.
В нашем современном кодексе можно найти много законов, отзывающихся варварством
давно прошедших времен. Другие были изданы под влиянием условий, климатов,
народов и правительств, не имевших ничего общего с нашими нуждами и
требованиями. Хотя и нельзя сомневаться, что всякий новый закон издается властью
в полном убеждении, что он будет полезен, но и не следует при этом забывать, что
нужды и требования различных наций бывают различны тоже. Если сравнить
правительство с центром круга, а исходящие из него с законами, то всякий легко
увидит, что для достижения каждой точки на окружности, надо провести новый
радиус, а противоположные точки требуют и радиусов, совершенно противоположных.
Это геометрическое сравнение еще лучше может быть применено к объяснению счастья
и благо- получия отдельных частных лиц, которые точно так же часто достигаются
совершенно различными путями.
Пресловутый римский кодекс законов представлял самую пеструю смесь
всевозможных уставов и постановлений. Деспотические распоряжения первых царей,
законы двенадцати таблиц, изданные децемвирами, статут сената и народа, декреты
императоров, местные уставы покоренных народов, вошедшие в обычай и в Риме,— все
это, собранное в одно довольно безобразное целое при слабом Феодосии и затем
окончательно утвержденное жестоким Юстинианом, легко в основу и наших
современных законов и вносит до сих пор беспорядок и путаницу в самые простые
гражданские отношения, для правильного разрешения которых достаточно было бы
простого здравого смысла и энергичного желания заменить негодное старое более
подходящим и правильным новым.
В большей части европейских государств юриспруденция находится еще в
колыбели или, лучше сказать, в таком же упадке, в каком находилась двести лет
тому назад философия, когда загадочные бредни перипатетизма считались венцом
мудрости, а наука занималась решительно всем, за исключением верного и
справедливого. Под именем юриспруденции в наших университетах преподается
какой-то набор форм, обрядов и обычаев, а отнюдь не основные логические начала
науки. Варварская номенклатура и педантические мелочи, за которыми прячутся
полузнание, плутовство и бездарное самолюбие, приносят истинному знанию гораздо
более вреда, чем пользы. Здравые понятия можно точно так же хорошо выразить на
ясном французском языке, как и на латинском. Юстиция должна быть ясна, как
правда, с которой она неразлучна, и сомнительные вопросы следует разрешать в ней
единственно с помощью здравого смысла.
В некоторых государствах уже сделаны серьезные попытки положить предел
этому шарлатанству, этому предпочтению форм и обрядов /делу, этим бесконечным
проволочкам, которые затемняют предметы ясные как день и делают спорными самые
положительные права. Весь образованный мир скорбит о том, что эти прекрасные
примеры остаются без подражания. По-настоящему каждое правительство должно бы
было учредить особую комиссию, составив ее из наиболее образованных людей, и
поручить ей неустанно наблюдать за справедливым и разумным применением законов
как гражданских, так и государственных, а равно предотвращать злоупотребления и
недосмотры, всегда закрадывающиеся в практическую жизнь, как бы ни была хороша
администрация. Полезные реформы, совершающиеся у соседей, должны также всегда
приниматься к сведению и в случае возможности применяться к делу в своей стране,
Симнитяне никогда не пренебрегали заимствованием хороших законов у других
народов, и дело это принадлежало даже к числу прямых обязанностей их цензоров.
Так в военном деле многое было заимствовано им от самнитян, в гражданском
устройстве от тускумцев. Вообще, перенимая хорошее как от союзников, так и от
врагов, они много способствовали образцовому устройству собственного государства
и немало обязаны были такому роду действия своей славой.
Если какой-нибудь народ не достиг и не свершил того, что можно было от
него ожидать, то большая часть вины должна быть приписана его правительству.
Если государство бывает сильно или слабо цивилизовано или невежественно,
великодушно или эгоистично, то главная причина всего этого зависит главнейше от
законов, которыми оно управляется, и от характера лиц, стоящих во главе его
управления. Огромное число общественных недостатков порождаются дурной
администрацией. Для того чтобы радикально вылечить такого рода политическую
болезнь, часто бывает достаточным очистить кабинет государя — это, как
говорится, сердце государства — от успевших втереться в него вредных личностей.
Ничего не может быть вреднее изречения Траяна: каков государь, таков и народ.
В дереве здоровье ветвей зависит от здоровья корня. Если ствол крепок
и свеж, то такими же будут и ветви. Разумное политическое устройство, при
котором справедливо уравновешены в государстве права всех, а также поставлены
преграды как произволу, так и анархии, всегда было и будет самой лучшей основой
для общественного блага. Всякая иная окажется непрочной.
В обыкновенном разговоре очень часто смешивают значение слов:
конституция и правительство, между тем, как в сущности это два совершенно разных
понятия, нуждающиеся в очень строгом определении. В одном и том же государстве
может существовать прекрасная конституция при очень дурном правительстве и
наоборот. Под именем конституции следует разуметь существующее основное
государственное устройство, а так как устройство это порой бывает очень дурным,
если, например, оно узаконивает невольничество или тому подобные вредные
учреждения, то может случиться, что рьяный защитник конституции окажется в то же
время злейшим врагом своего отечества. В более тесном смысле слова конституция
означает собрание постановлений, которыми определяются круг и обязанности
правительственной власти, ее разделение и главная форма выборов. При определении
этих предметов, конечно, главным исходным пунктом должно быть справедливое
признание общих незыблемых человеческих прав, если же конституция начинается с
их опровержения, то вся она делается не более как только пустым словом, служащим
для прикрытия самых вопиющих несправедливостей. Известно, что есть страны, в
которых богатство частных людей считается по числу невольников, которыми они
владеют, и где девять десятых населения принадлежит к этому последнему классу
людей и не имеет ничего собственного, кроме того, что владельцы захотят им
предоставить. Если бы такой народ захотел разбить свои цепи, подобно тому,
знание, плутовство и бездарное самолюбие, приносят истинному знанию гораздо
более вреда, чем пользы. Здравые понятия можно точно так же хорошо выразить на
ясном французском языке, как и на латинском. Юстиция должна быть ясна, как
правда, с которой она неразлучна, и сомнительные вопросы следует разрешать в ней
единственно с помощью здравого смысла.
В некоторых государствах уже сделаны серьезные попытки положить предел
этому шарлатанству, этому предпочтению форм и обрядов /делу, этим бесконечным
проволочкам, которые затемняют предметы ясные как день и делают спорными самые
положительные права. Весь образованный мир скорбит о том, что эти прекрасные
примеры остаются без подражания. По-настоящему каждое правительство должно бы
было учредить особую комиссию, составив ее из наиболее образованных людей, и
поручить ей неустанно наблюдать за справедливым и разумным применением законов
как гражданских, так и государственных, а равно предотвращать злоупотребления и
недосмотры, всегда закрадывающиеся в практическую жизнь, как бы ни была хороша
администрация. Полезные реформы, совершающиеся у соседей, должны также всегда
приниматься к сведению и в случае возможности применяться к делу в своей стране,
Симнитяне никогда не пренебрегали заимствованием хороших законов у других
народов, и дело это принадлежало даже к числу прямых обязанностей их цензоров.
Так в военном деле многое было заимствовано им от самнитян, в гражданском
устройстве от тускумцев. Вообще, перенимая хорошее как от союзников, так и от
врагов, они много способствовали образцовому устройству собственного государства
и немало обязаны были такому роду действия своей славой.
Если какой-нибудь народ не достиг и не свершил того, что можно было от него ожидать, то большая часть вины должна быть приписана его правительству. Если государство бывает сильно или слабо цивилизовано или невежественно, великодушно или эгоистично, то главная причина всего этого зависит главнейше от законов, которыми оно управляется, и от характера лиц, стоящих во главе его управления. Огромное число общественных недостатков порождаются дурной администрацией. Для того чтобы радикально вылечить такого рода политическую болезнь, часто бывает достаточным очистить кабинет государя — это, как говорится, сердце государства — от успевших втереться в него вредных личностей. Ничего не может быть вреднее изречения Траяна: каков государь, таков и народ.