Собеседник и первенство в разговоре. Искусство находить предмет и тон разговора
История умственного развития Швейцарии за последнее столетие представляет картину, которой можно гордиться и в то же время за нее краснеть. Если, с одной стороны, нет нации, в которой ход образованности встречал бы так мало поддержки, где так небрежно занимались бы в массе научными изысканиями и где ум и воображение были бы так холодны и апатичны, то, с другой стороны, нигде не появилось за последнее время такого количества истинно замечательных людей, особенно если принять во внимание ничтожность территории и малолюдство Швейцарии. Галлер, Ламбер, Гесснер, Тиссо, Лафатер, Циммерман и Эйлер (Надо, впрочем, сказать, что большинство замечательных людей Швейцарии развились и получили образование за границей. Наш суровый климат, по-видимому, ставит преграды далее работе мысли. В странах с более мягким климатом обмен мыслей, равно как и веществ в организме, совершается легче и быстрее.) бесспорно заслуживают имя гениальных людей первого разряда. А сколько можно привести еще имен просто талантливых людей! Руссо, Бонне и Неккер должны быть также здесь упомянуты, хотя они родились не в Швейцарии. Женева — совершенно исключительный город во всей Европе, если принять во внимание живущее в нем число образованных людей пропорционально населению. Не будь в Женеве слишком развит меркантильный дух и его последствие — стремление к роскоши, то, может быть, город этот считался бы первым и по гражданским доблестям. Но, к сожалению, надо сказать, что вследствие некоторой распущенности в политических взглядах, с одной стороны, и излишка претензий, с другой, в Женеве развились среди городского общества раздоры и эгоизм, уничтожив взаимное друг к другу доверие его членов. Впрочем, может быть, развитием своей цивилизации Женева обязана до некоторой степени именно этому всегда существовавшему в пей бурному столкновению различных мнений. Столкновения подобного рода, как известно, более всего способствуют умственному развитию общества, заставляя любовь, ненависть, страх, надежду, сочувствие, антипатию, словом, все противоположные одна другой страсти, напрягать все свои усилия, чтобы одержать победу над противной стороной. Обязанность постоянно стоять настороже для разрешения великих вопросов патриотизма, свободы и общественного блага много помогает такому настроению. История давно доказала, что людские энергия и ум зреют лучше всего в политических столкновениях.Но, бичуя откровенно свои пороки, следует упомянуть и о добродетелях,
которые единодушно признаются за нами всеми нациями. Таковы швейцарская
откровенность, прямота, верность, храбрость, любовь к независимости и
трудолюбие. Можно от души пожелать, чтоб наши потомки не уклонились в этом
случае от стези своих предков, а современники помнили, что это единственные
хорошие качества, которые мы имеем действительно. Если мы, увлекшись ложным
взглядом, захотим променять прочность на блеск, простоту на роскошь,
республиканскую суровость на монархическую утонченность и смелую независимую
стойкость мнений на хитросплетения политики, то окажемся только смешными и
слабыми в глазах всего мира, тогда как теперь ничто не мешает нам, несмотря на
ничтожество территории нашего государства, считаться нацией, вполне достойной
уважения. Во всяком государстве лучшим оплотом против внешних врагов, кроме
единодушия, служит такое внутреннее благоустройство, лучше которого не мог бы
пожелать пи один подданный чужой державы. При таком положении дел даже
честолюбивый завоеватель постыдится поднять руку на счастье народа, подающего
своей жизнью и благоустройством пример другим нациям, а всякий великодушный
государь не задумается оказать ему помощь. Общественное уважение непременно
сделается в конце концов нашей защитой.
Но, однако, я чувствую, что, начав речь о разговоре, заговорился сам и далеко
ушел от первоначального предмета этой главы. Вопрос был об умении нравиться с
помощью разговора, а я, может быть, достиг своей болтовней совершенно
противоположной цели. Потому возвращаюсь к прежней задаче.
Многие люди впадают при разговоре в важную ошибку, стараясь первенствовать над собеседниками. «Ум (справедливо заметил Бэкон, о котором так много говорят, но, к сожалению, мало следуют его советам) состоит не столько в искусстве показать его самому, сколько в том, чтоб заставить других признать его в нас по собственному их мнению. Человек, выходящий от вас довольным собой, будет непременно доволен и вами. Люди не любят благоговеть пред кем бы то ни было, но ищут, чтоб другие благоговели перед ними. Им правится не столько учиться самим, сколько учить других и быть предметом их удивления». Монкриф заметил также, что тот, кто, не обращая внимания на чужие достоинства, ищет везде выставить напоказ только свой ум и таланты, тем самым роняет их цену в общем мнении, как бы эти таланты ни были велики.
Причина этого заключается в тем, что такие люди обнаруживают непомерное
самолюбие и страсть первенствовать над другими.
История говорит, что эфессцы присудили к изгнанию одного из своих князей ради
того, как сказано было в приговоре, чтобы никто не считал себя стоящим выше
своих братьев. Если же кто этого желает, то пусть идет в другой город, где
господствуют иные нравы. Взгляд этот разделяется почти всеми частными
обществами.
Впрочем, изложенное выше правило, хотя и очень полезное в принципе, допускает,
однако, многие исключения в подробностях. Есть много людей, пред которыми надо
держать себя несколько свысока и даже дать им почувствовать, что наши силы и
способности несколько выше того, чем они это думают. Иначе, при излишней с нашей
стороны скромности, такие люди не увидят наших достоинств и будут судить о нас
гораздо ниже против того, что мы стоим. Да и, сверх того, излишняя скромность
нехороша уже потому, что часто она в нас самих бывает только отголоском
известного изречения, что «смирение выше гордости».
Развитые люди во всяком обществе кажутся желающими первенствовать, что
происходит вследствие того, что их мнения, взгляды стоят всегда выше уровня
понятий окружающей их толпы. Люди заурядные даже в минуты энтузиазма способны
увлекаться только самыми обыденными предметами, и потому для них кажется
странным, что люди более умные толкуют о другом и не восторгаются глупостями.
«Вы вечно говорите только об ученых предметах»,— сказала одна дама своему
знакомому, очень развитому и образованному человеку. «Сударыня! Я говорю о
разумных предметах,— отвчачал тот,— не моя вина, если этот язык вам непонятен».
Искусство находить предмет и тон разговора сообразно той среде, в которой
находишься, встречается в людях реже, чем самый ум. Что считается неприличным в
одном обществе, звучит педантизмом в другом; веселое здесь находит скуку там.
Прозрачные остроумные намеки на людские слабости никогда не будут поняты грубой
толпой, среди которой найдутся даже люди, которые вменят вам в дерзость то, что
вы скажете ради иронии.
Вообще, следует избегать слишком резкого тона в суждениях, потому что такая
манера говорить оскорбляет гордость собеседника. Может быть, и мне кажется — вот
самые скромные и самые лучшие выражения для того, чтобы проводить какую бы то ни
было мысль. Представляемая в форме простого предположения, она будет гораздо
лучше оценена за достоинства и извинена за недостатки. Впрочем, правда и то,
что, как бы вы ни излагали свои мысли, вы всегда рискуете, при разнообразии
людских характеров и мнений, встретить лиц, которые будут считать ваши взгляды
ложными уже вследствие присущего таким людям самолюбия, не допускающего мысли,
чтобы кто-нибудь думал лучше их.
Каждый смотрит на предметы и судит о них по-своему. Невежды в особенности считают свои взгляды непогрешимыми и более других людей склонны к тому умственному деспотизму, который хочет во что бы то ни стало подчинять чужие мнения воображаемой справедливости своих собственных. Этот факт, верность которого не подлежит сомнению, должен бы был научить нас снисходительней относиться к противоречиям и переносить их терпеливей. Лучше всего держаться золотой середины и помнить, что отказывая часто другим людям в признании их мнений, мы не имеем права быть слишком требовательны к безусловному признанию и наших собственных.