написать

ОБ ИСКУССТВЕ ГОВОРИТЬ

Хотите понравится — научитесь говорить. Остроумие в разговоре. Тон и манера ведения беседы

Умение говорить принадлежит к лучшим средствам понравиться. Основные причины такого свойства человеческой натуры могла бы объяснить, может быть, одна философия, по, во всяком случае, человек, даже не вдающийся в обсуждение начальных причин этого свойства, должен, из одного самолюбия, стараться усвоить себе это искусство. Ясное изложение мысли — неразлучный спутник разума, лучшее его украшение, и нет ни одной великой мысли, которая не выиграла бы, будучи изложена толково и хорошо; меткость и уместность сказанного слова имеют часто решающее значение для того понятия, которое им выражается. Tie умея определенно выражаться, мы часто делает важные выводы о наших собственных способностях и можем, прилагая их к делу, причинить более вреда, чем пользы.
Просвященное доброжелательство придает разговору особенную солидность и прелесть. Ум самый блестящий, но лишенный этого качества, не возбудит ничего, кроме холодной дани уважения и зависти, смешанной с затаенным желанием повредить говорящему; разговор же, обличающий доброе сердце, непременно расположит всех окружающих в нашу пользу и возбудит в них самые дружеские к нам качества.
 

Остроумие, как бы живо оно ни было, может иметь успех только в небольшом кружке слушателей, и при этом повторение чего-либо уже однажды сказанного не имеет никакого значения, Между тем, мысли, полные величия, искренности и благородства, никогда не теряют прелести и новизны. Лица, обладающие только одним умом, могут быть приятными собеседниками на несколько дней, тогда как люди сердца и чувства становятся нашими друзьями на всю жизнь.
 

Тон и манера разговора имеют почти такое же важное значение, как и его содержание. На одного человека, оценивающего вас по сущности высказываемых вами мыслей, можно насчитать по крайней мере двадцать, которые будут о вас судить по манере и внешности. Взгляд, позировка, жесты и даже сам голое имеют огромное значение для того, чтобы убедить в чем-нибудь толпу, и потому этими средствами никак не следует пренебрегать. Конечно, умение держать себя с грацией дано не всем, но некоторой изящности в манерах может достичь всякий. Спокойный, уверенный тон непременно подкупает в нашу пользу. Учтивое внимание к тому, что говорят другие, также не должно упускаться из виду: этим средством мы обличаем свою солидность и обходительность, а сверх того, оказываем уважение к самолюбию других, за что они вознаграждают нас доброжелательством со своей стороны.
 

Речь, точно так же, как и наши поступки, производит благоприятное впечатление только тогда, если она проникнута непринужденностью, простотой и искренностью. Жесты и манеры должны являться как невольное последствие сердечных движений, а не наоборот. Учтивость и доброжелательство должны сквозить во всей внешности оратора, и вообще он обязан держать себя с тем тактом и сдержанностью, какие замечаются у всех порядочно образованных людей, привыкших проводить время в хорошем и преимущественно домашнем обществе. Французы, может быть, именно вследствие этого умения себя держать и вращаться в женском обществе, приобрели репутацию самой учтивой нации в Европе. Их учтивость, остроумие, любезность и такт являются прямым плодом этого сближения между двумя иолами, но, может быть, вследствие того же развились в них и те недостатки, в которых справедливо упрекают их другие нацпи. Таковы, например, суетность, легкомыслие и вообще дух предпочтения внешнего блеска солидным качествам, приятного — полезному и ума — рассудку. Прямым последствием этих свойств являются способность увлекаться на первых порах всяким новым предприятием и так же быстро к нему охладевать, легко переходя из одной крайности в другую.
 

Несмотря, однако, на эту легкость и непоследовательность, нет в мире нации, более способной на великие дела. Правительство, подстрекающее Францию к чему-либо во имя благородства и великодушия, может быть впредь уверено в успехе, что легко объясняется живым характером французов. Их ум восприимчив в высшей степени ко всякой идее чести и добра, они всегда готовы на самоотвержение и никогда не забывают оказанных им благодеяний.
Французы, французы! — часто говорил Фридрих Великий— зачем я не ваш король!»
 

Внимание и уважение, которыми пользуется в мнении цивилизованного мира Англия за ее энергичный национальный характер, патриотизм и свободу от предрассудков, окажутся намного преувеличенными, когда взглянуть на эту страну несколько ближе. Причины этого легко объяснить. Начав с пресловутой английской свободы, следует заметить, что, несмотря на весь свой наружный блеск, она в непосредственном применении имеет очень важные и веские недостатки. Достоинство и оригинальность английских литературных произведений, правда, зависят главнейше от возможности свободно и прямо высказывать все, но не следует забывать, что это же самое право отдает всякого порядочного человека на жертву первого лгуна и клеветника. Английская торговля, расширяясь постоянно, должна будет, наконец, встретить своему развитию естественный предел, а, между тем, неудержимое увеличение долгов и государственных расходов приведет рано или поздно к экономическому кризису. Дороговизна предметов первой необходимости, стоимость которых относится к ценам других стран почти как 10 к 4 заставляет каждого, нажившего в Англии деньги, скорее возвращаться в свое отечество, где состояние его окажется гораздо более значительным. Эта дороговизна, вследствие которой англичане, приезжающие в чужие края, не знают цены деньгам и платят по привычке за многое дороже, также способствовала ложному представлению об английском богатстве и тому уважению, которым пользуются путешественники. В английской нации есть даже такие свойства, которые прямо следует признать недостатками, а, между тем, они, в общем мнении, способствовали распространению относительно англичан какого-то боязливого к ним уважения. Таковы, например, грубость и необходительность простого народа, отсутствие в его характере доброты и снисходительности, трудность, с какой англичане изучают чужой язык, что заставляет их держаться особняком и притом с некоторым высокомерием. Наконец, сами нравы англичан и множество других мелочей, до употребляемой ими пищи включительно, все способствует тому, что они, на первый взгляд, кажутся какими-то особенными существами. Последнее замечание о пище может показаться мелочным, но оно имеет важное значение в том смысле, что англичане, привыкшие к своему столу, неохотно сближаются в общественной жизни с людьми других наций, чему способствует, сверх того, непреклонность и упрямство их характера. Потому мы видим, что англичане очень редко основываются на постоянную жизнь где-нибудь вне пределов своего отечества. Их путешественники по большей части или деловые люди, или богатые и знатные, странствующие для изучения чего-либо или удовольствия. Между тем, Франция высылает ежегодно в чужие страны массы людей, которым дома нечем жить, людей, по большей части уже надломленных жизнью, вследствие чего они с легкостью усваивают и чужую жизнь, и чужие нравы, лишь бы добиться желанной цели и найти средства для существования. В этом состоит главнейшая разница между обоими нациями.
 

Немецкая нация, приобретающая все более и более значения, вообще очень любима, но она не может сравниться ни с англичанами в умении заставить себя уважать, ни с французами в их любезности и общительности. Немецкое добродушие, честность, храбрость и образованность прославились с хорошей стороны настолько же, насколько, наоборот, сделался известен деспотизм мелких немецких правителей, не успевший, несмотря на весь свой гнет, забить в народе его прекрасные качества. Немцев уважают в Венгрии, подражают им в Польше, не презирают в Англии, любят в Голландии и Швейцарии. Во Франции считают их характер несколько тяжелым, но вместе с тем честным и благородным. В Испании признают их за хороших христиан, а в Италии им даже доверяют, насколько итальянцы могут кому-нибудь доверять. Словом, можно сказать вообще, что вся Европа относится к немцам скорее хорошо, чем дурно, что служит доказательством высказанной выше мысли, что сердечные качества скорее приобретают нам общественную симпатию, чем умственные. Остается пожелать, чтобы немцы умели также хорошо воспользоваться и своими интеллектуальными способностями, не вступив в этом случае на ложный путь, от которого часто бывает трудно уберечься. Успехи, сделанные немецкой нацией за последнее время в науках и литературе, должны непременно привести к радикальным переменам, как во внутренней жизни народа, так и в общественном устройстве. В Германии в настоящее время пишут и печатают более, чем во всей остальной Европе, и если в этой массе книг есть много бесспорно прекрасных произведений, не уступающих лучшим образцам литературы других наций, то, с другой стороны, найдется в них немало ни на что не годного хлама. Нет народа, который мог бы сравниться с немцами в солидности образования и в основательности их ученых трудов, но, к сожалению, труды эти часто носят на себе печать излишнего стремления к формальности, к отвлеченностям и к схоластике, страдая также нередко отсутствием вкуса, знания жизни и практической пользы. Многие немецкие ученые пишут как совершенные чиновники науки, придавая гораздо более значения метафизической диалектике, чем истинной философии, и скорее анатомируя вопросы, чем их разрешая. По моему мнению, над дверями каждого университета следовало бы написать золотыми буквами, что истинное знание должно цениться только пропорционально той пользе, которую оно приносит. Всякое иное будет только пышной выставкой или ненужным педантизмом.
 

Характер всякой нации имеет непременно солидные начала и является результатом целой массы пережитых фактов, взвешенных и систематизированных путем опыта. Каждый отдельный человек должен знать выработанные этим способом взгляды для того, чтоб иметь возможность исправить в себе свои собственные недостатки, и точно так же должно действовать всякое правительство. Нации, особенно в лице своих низших классов, очень часто питают одна к другой какую-то предвзятую ненависть и этим оказывают взаимно вредное влияние на свое развитие, на благосостояние отдельных лиц и на свои политические отношения. Ученым и писателям очень бы не мешало войти в разбор причин подобного явления и приискать против него средство для того, чтоб справедливо определить ту степень уважения, которым имеет право достойно пользоваться каждая нация. Но для этого сами ученые и писатели должны позабыть всякие национальные предрассудки и решиться говорить одну правду, не боясь нажить себе врагов. Я сам хочу подать этому пример, и, отдавая полную дань уважения хорошим качествам моих сограждан, которых никто не ценит более меня, я все- таки скажу, что они в значительной степени заражены пороками грубости, скупости и невежества, в чем их справедливо упрекают другие нации. Первый из этих пороков особенно выражается недостатком общественных добродетелей, утонченного развития ума, бескорыстия, деликатности в обращении и возвышенности чувств. Все это качества, которые легче чувствуются, чем определяются, недостаток же их незаменим ничем. Швейцарцы, не жившие за пределами своей родины и потому не видавшие на деле ни великой энергии англичан, ни благородной обходительности французов, ни мужественной стойкости характера немцев, никогда не будут в состоянии понять, в чем заключается та грубость, в которой укоряют их соотечественников. Они воображают, что если взамен дружелюбной простоты в отношениях, отличавшей наших предков, мы начали все критиковать и глупо подражать модам и роскоши наших соседей, введя в свою жизнь наружные правила так называемой светской учтивости и приличий, те этим дело образования и цивилизации может считаться поконченным. Педантичное исполнение официальных церемоний и полицейское шпионство кажутся нам настоящей сутью внутренней политики, причем мы отнюдь не замечаем, что во всем этом обнаруживается только худо прикрытый личный интерес и взаимная ненависть и нет даже тени исполнения истинных гражданских обязанностей, состоящих в умении все предусмотреть, всем угодить и все исправить. Жажда корысти, приучающая оценивать поступки только пропорционально прибыли, которую спи приносят, и ставящая интерес гораздо выше доброй славы, забивает в нас чувство порядочности и приводит к тому, что даже общественные должности ищутся у нас только ради наживы, а отнюдь не из желания пряность пользу обществу. Известная пословица: «Нет денег — нет Швейцарии» понятна всем, равно как и ее несчастные последствия. Отсталость и узость наших взглядов и понятии также вошли в пословицу и притом до такой степени, что даже на сцене, если надо изобразить лицо, отличающееся тупоумием — то незавидную эту роль обыкновенно олицетворяет швейцарец. В публике вращается бесконечное множество смешных рассказов и анекдотов, где предметом глумления являемся также мы. Хотя надо заметить, что вообще рассказы эти несколько преувеличены и что мы далеко не так глупы, невежественны и односторонни, но все-таки обладаем этими пороками в большей степени, чем привыкли это думать в нашем высоком о себе мнении, благодаря которому воображаем в себе иной раз даже такие хорошие качества, которых в нас вовсе нет. Наш образованный класс действительно обладает кое-какими знаниями, заключающимися преимущественно в верной оценке того, что делалось и делается в нашей стране собственно, но познания подобного рода, имеющие предметом только провинциальные интересы, ведут к тому, что человек, очень умный у себя дома, оказывается на деле дивящим только свой муравейник и совершенно ограниченным во всех прочих вопросах цивилизованного мира, применимых одинаково ко всем странам и народам.
 

«Для чего нужна наука?» — позволяют себе спрашивать многие. Для того, чтобы уметь подчинять предрассудки разуму и фанатизм справедливости, для того, чтобы учить людей и руководить ими, для того, чтоб сделать душу способной на великие подвиги и научится подчинять мелкие интересы эгоизма и честолюбия великим требованиям великодушия и патриотизма. С помощью науки мы получаем возможность проводить в жизнь и поступки толпы, великие нравственные правила, выработанные мудрецами или принятые наиболее цивилизованными нациями. Знание свершившихся исторических фактов дает нам возможность предугадывать то, что следует ждать в будущем. Наука упрощает и облегчает задачи общественного управления, давая возможность прямо и твердо идти к предложенной цели там, где невежество робко бродит в потемках. Покоясь на незыблемых истинах, она предотвращает бесполезные споры и сомнения, давая возможность делать нужные выводы прямо и просто, чем сберегается драгоценное время, так часто теряемое, в противном случае, на пустяки или на обсуждение бесспорных истин, давно признанных аксиомами. Наконец с помощью науки мы приобретаем более глубокий взгляд на предметы, более благородства и уверенности в предпринимаемых трудах, более убедительности в разговорах. Она облегчает исполнение задуманного и даже утешает в неуспехе тем, что разумно объясняет его причины. Давая крайне верный взгляд на все, и в том числе на человечество, она учит нас быть снисходительными к его слабостям, прощать их, не возмущаться людской неблагодарностью и продолжать, несмотря ни на что, служить ближним на пользу. Таковы выгоды истинного знания, стоящего всегда в таком союзе с мудростью. Для доказательства сказанного обратитесь к тем из ваших знакомых, чьи умственные и душевные качества вы признаете безусловно. Если вы войдете с ними в откровенный разговор, то они вам непременно сознаются, что науке обязаны они исключительно теми познаниями, которыми обладают, и что книги были первыми и лучшими учителями, указавшими им путь к достижению того положения, которым они пользуются. Лица, достигшие в обществе истинного, а не мишурного значения, будут непременно в то же время образованными людьми. Если б наши высшие классы обладали большим запасом научных знаний и умели разумно ими пользоваться, то швейцарцы, при их природной доброте, здравом смысле и хладнокровной предприимчивости, сделались бы, бесспорно, одной из первых наций в мире.