Без умеренности нет истинной философии. Она уздечка от честолюбия и скупости. Следствие умеренности — бескорыстность. Истинно необходимое — это очень немногое.Само понятие о роскоши - относительно

Это милое качество, рождающееся вследствие рассудительности и твердости характера, составляет необходимую принадлежность умения владеть собой, и без него, можно сказать, не существует истинной философии. Умеренность можно разделить на нравственную и физическую. Одна управляет душевными желаниями, другая умеряет чувственные. Первой служит девизом выражение: довольствуйся малым, второй - не гоняйся за липшими удовольствиями. Умеренность нравственная обсуждает наши желания и дозволяет исполнять только такие, которые принесут нам более удовольствия, чем вреда, умеренность чувственная удерживает от излишков.
Крайности, как известно, всегда сходятся. От удовольствия недалеко до страданья; от свободы — до своеволия; от величия — до падения. Гениальный ум часто не выдерживает обилия мыслей и доходит до сумасшествия; излишне развитая впечатлительность недалека от меланхолии, а высокое знание порождает сомнение вследствие того, что оно понимает ограниченность наших способностей. Сомнение граничит с невежеством и суеверием, а задержанное развитие в одном веке часто порождает слишком быстрый его рост в следующем. Несчастье приводит к размышлению, размышление к истинному пониманию своего положения, а отсюда уже прямой переход к счастью. Можно было бы продолжать этот перечень до бесконечности, причем во всех вопросах, как нравственных, так и физических, мы непременно увидели б, что излишек добра приводит к дурному и, наоборот, дурное к хорошему.
 

Благодетельное следствие умеренности заключается в том, что она служит прекрасной уздой против честолюбия, скупости и многих других пороков. Кто привык довольствоваться малым, тот не будет ни притеснять других, ни делать несправедливостей, потому что ему нет в этом никакого интереса. Такой человек лучше чувствует необходимость уважения к себе со стороны порядочных людей и всеми силами старается его заслужить. Он будет также охотнее исполнять свои обязанности, потому что лучшая за это награда ожидает его в нем самом.
 

Умеренность и её следствие — бескорыстие — всего вернее гарантируют наше счастье, в каком бы положении мы ни находились. Качества эти предохраняют нас также от низкопоклонства, вражды, интриг и прочих унизительных поступков, к которым прибегают люди, считающие милости великих мира сего верхом земного благополучия. Люди, не придающие подобным милостям никакого значения, имеют полное право сознавать себя на равной доске, но иной раз даже выше их, потому что при таких отношениях мерилом для определения достоинства как тех, так и других служат только личные заслуги.
 

Английский рабочий смеется над покровительственными манерами лорда и говорит ему прямо: если ты честный патриот и хороший человек — я тебя уважаю; но если ты не более как плут, прикрывающийся своим титулом,— то ты мне презрителен. Между нами нет ничего общего, кроме законов нашего отечества, перед которыми мы все равны. «Не надо злоупотреблять,— сказал один поэт,— понятием о необходимости. Под эгидой этого слова часто скрываются преступный разврат и пустая роскошь». Истинно необходимое низводится к очень немногому, и если бы мы добросовестно рассмотрели, что часто считается необходимым, то не раз пришлось бы нам покраснеть за самих себя.
 

Надо стараться приучать себя с ранней молодости к лишениям в разных мелочных удобствах, несовместимых со многими званиями, как, например, с военным. Древние лучше нас понимали это правило и вот почему при воспитании детей старались прежде всего приучить их тело переносить усталость, холод, жару, голод и жажду. Подобная привычка не только укрепляет здоровье, но еще способствует хорошему расположению духа и развитию чувства независимости во многих случаях жизни. Привыкший к умеренности всегда бывает уверен в том, что потребности его будут удовлетворены вследствие того, что они невелики. Ни бедность, ни опасности его не испугают; а кто же может знать, что ему готовит судьба?
 

Люди привыкают с одинаковым наслаждением спать на пуху и на соломе. Думать, что обед в тридцать блюд более сытен, чем состоящий из двух,— чистейший предрассудок. Я не хочу этим сказать, что комната, украшенная всеми произведениями искусства, равняется с какой-нибудь грязной норой, что со вкусом надетый убор не придает лицу красоты или что репа вкуснее ананаса. Я согласен также, что великолепный отель и блестящие экипажи — очень приятная собственность и что благоговение пред ними какого-нибудь глупца может нас порой даже позабавить, но гоняться за этими удовольствиями можно лишь в том случае, если они нам доступны, и не следует придавать им большей цены против того, что они стоят. Поверьте, что для счастья в жизни можно прекрасно обойтись и без них.
 

Надо строго различать людей, видящих в своем богатстве безусловное право на общественное уважение от таких, которые употребляют его только как невинное средство для того, чтобы пустить пыль в глаза, призадать пред толпой. Молодой человек, старающийся хорошо одеться для того, чтоб понравиться женщинам, очень часто судящим по наружности, или вельможа, импонирующий блеском обстановки своим подчиненным, должны быть признаны скорее суетными, чем нерассудительными людьми. Есть даже такие положения в жизни, при которых некоторая роскошь и представительность необходимы, но, к сожалению, нам трудно бывает определить им приличные границы. Уже само понятие о роскоши до того относительно, что о нем надо договориться почти при каждом отдельном случае.
 

Некоторая доля удовольствий в жизни не только позволительна, но даже необходима. Аскетизм и излишняя сдержанность могут, в этом случае, оказаться не менее вредными, чем самое распутство. Они разрушают здоровье и сушат мыслительные способности, между тем как умеренные удовольствия возбуждают ум, смягчают характер и располагают нас к добру. Душа и тело почерпают в них новые силы для дальнейшей полезной деятельности. Удовольствие, не делающее никому вреда, совершенно невинно; то же, которое вредит только нам самим, должно быть названо слабостью, но отнюдь не преступлением.
 

Конечно, удовольствия нравственные выше физических, но они, тем не менее, не исключают их совершенно. Человек состоит из души и тела, а потому для полного счастья нельзя ограничиться заботами об одной только из этих составных частей, но следует, напротив, поддерживать гармонию между обеими. За исполнением этого правила зорко следит сама природа, строго наказывая всякое от него отступление в какую бы то ни было сторону: все равно воздержания или излишка. Отказываться от невинных удовольствий и подавлять всякое к ним влечение — значит презирать дары Божии и идти против законов самой природы. Законы же эти одинаково созданы как для нравственной, так и для физической стороны нашего существа. Приятное морально и приятное чувственно имеют одинаковое право на совместное существование и удовлетворение. Чувственные удовольствия теряют всякую прелесть, если они не проникнуты нравственным чувством, и, наоборот, нравственные удовольствия делаются чем-то неопределенным, если к ним не примешана некоторая доля материальных ощущений.
 

Работа утром, отдых вечером, постоянная деятельность без особого утомления, жизнь вперемежку то в обществе, то в уединении, спокойная совесть, умеренность в желаниях — вот истинные друзья человечества, способствующие продлению нашей молодости, укреплению рассудка и поддержке общей гармонии в наших чувствах и способностях.
 

Часто, но все-таки, к сожалению, недостаточно, было говорено, что неумеренность разрушает здоровье, губит репутацию, разоряет благосостояние, уничтожает твердость души и даже самую способность наслаждаться. Человек, неумеренно преданный чувственным удовольствиям, делается вполне неспособным к какому-либо труду, требующему стойкости и последовательности, а потому никогда не поднимется выше заурядной посредственности. А сверх того, подобного рода неумеренность неспособна даже доставить удовольствие. Что делается через силу и без нужды приносит с собою, вместо наслаждения, одну только неприятную усталость. Кто не умеет вовремя отказаться от излишних удовольствий, увидит, что скоро они откажутся ему служить сами. Позволяя себе пользоваться наслаждениями реже, мы этим увеличим силу их ощущения и таким образом вознаградим качеством то, что потеряем в числе. Женщинам следовало бы особенно помнить это правило и убедиться в том, что частое не может быть продолжительным и что пресыщение — первый и величайший враг любви.
 

Умеренность в пище и питье, рассматриваемая с общей точки, имеет значение экономическое и воспитательное, особенно в тех странах, где масса народонаселения достигла высшей цифры относительно качества земли, необходимого для прокормления всех. В таких странах всякое сбережение в земледельческих продуктах должно идти с пользой на прокормление избытка населения; к сожалению, однако, есть пароды, не только разоряющиеся на пьянство, но далее хвастающиеся этим пороком как качеством и презрительно отзывающиеся о своих более умеренных соседях.
 

Простота составляет также одно из отличительных свойств умеренности. Уже одно чувство самостоятельности должно бы побуждать нас обходиться в обыкновенных нуждах без посторонней помощи. Не мешает также отрешиться от той ложной и щепетильной гордости, часто украшающей себя громким титулом чувства собственного достоинства, и не чуждаться сближения с низшими классами. Принести пользу кому бы то ни было всегда почетно. Вот несколько интересных примеров благородной простоты, которые, уверен я, покажутся ничтожными только тому, в ком не хватит чувства, чтобы понять их значение. Маршал Саксонский однажды помог снять сапог с ноги раненому солдату. Один австрийский принц, встретив ребенка, горько плакавшего о том, что шапка его свалилась в ров, не погнушался туда спуститься и ее достать. Другой принц, увидя упавшее на дорогу бревно, убрал его прочь и на удивленное восклицание придворных: «Ваше высочество! Что вы делаете?» — ответил: «Избавляю кого-нибудь из моих подданных от трудной дневной работы». Наконец, один из государей, проезжая в карете и будучи задет по лицу неосторожным размахом бича извозчика, спокойно сказал: «Оставьте, это случайность» — и затем хладнокровно продолжал разговор. Эти ничтожные мелочи нередко служат в глазах рассуждающих людей признаками истинного величия, с которым простота всегда бывает неразлучным спутником. Что же касается до театральных выставок и эффектов, то забавляться ими могут только пустые фаты, которых, к сожалению, довольно во всех возрастах.