Глухие и их культура. Язык как клеймо. Передача культуры через группу сверстников
- Я поняла, что язык - это членский билет принадлежности к определённому клану."18 Это понимание высказала Сьюзан Шаллер, преподаватель и переводчик на американский языка жестов. ASL это язык, используемый глухими в Соединенных Штатах, - членский билет их культуры. Шаллер потребовалось некоторое время, чтобы уловить групповой аспект культуры глухих - "мы против них".
Для того, кто отождествляет себя с культурой глухих, это чуждо и смешно - желать слышать. Когда я впервые встречалась с глухими, я не смогла бы этого понять. Мое незнание культуры глухих мешало мне понимать почти каждую шутку, которую я видела. Перевод с ASL на английский не помог, потому что я все еще думала о глухих как о людях, которые не могут слышать, а кульминационные строки всегда были связаны с культурными различиями. Наконец я начала понимать, когда кто-то пошутил о смешанном браке между слышащей женщиной и глухим мужчиной.19
В этом нет ничего необычного; это характерно для всех групп меньшинств - фактически для всех групп, когда групповость является характерным отличием. Что делает культуру глухих уникальной, так это то, что она не может передаваться от родителей детям. Подавляющее большинство глухих детей рождаются у слышащих родителей, которые ничего не знают о мире глухих. А подавляющее большинство детей, рожденных глухими родителями, могут слышать, и эти дети становятся членами слышащего мира.И все же глухие обладают устойчивой культурой, такой же долговечной, как и культура слышащих, но отличающейся от нее по многим параметрам.20 У них свои правила поведения, свои убеждения и позиция.
Глухие дети слышащих родителей обучаются поведению и получают свои убеждения в том же месте, где они получают свой язык: в школах для глухих детей. Где еще они могли их получить? Не из дома, поскольку обычно - по крайней мере, в прошлом - глухие дети почти не общались со своими слышащими семьями. Общение состояло из примитивных жестов, пантомимических по своей природе, называемых "домашними сигналами". Эти сигналы мало похожи на абстрактный, плавный, грамматически сложный язык, называемый ASL.
Исследователи, которые изучают двуязычных слышащих детей и замечают, что родной язык в конечном итоге отбрасывается в пользу того, который используется вне дома, часто обвиняют отброшенный язык в относительно низком престиже языка. Они говорят, например, что причина, по которой латиноамериканские дети в Соединенных Штатах в конечном итоге перестают говорить по-испански, заключается в том, что испанский язык не имеет престижа - он не ценится вне дома. "В этих условиях, - утверждают исследователи, - язык экономически и культурно более престижной группы имеет тенденцию заменять язык меньшинства".21
На протяжении многих лет в этой стране сбитые с толку воспитатели вышедшие из культуры слуха делали все возможное, чтобы обеспечить глухих детей языком, имеющим высокий экономический и культурный престиж: разговорным английским. И все же, по какой-то причине, маленькие негодяи не были им благодарны. Они упорно изучали язык жестов, хотя в некоторых школах их били за его использование.22 В этих школах они пользовались им тайком, в общежитиях и на детских площадках. Несмотря на серьезные усилия учителей научить их говорить вслух и читать по губам, язык жестов стал их родным языком - языком, на котором они думали и мечтали. Это был язык, который они использовали как взрослые, чтобы общаться со своими глухими друзьями. Это был язык, который большинство из них использовало для общения со своими слышащими детьми.
Как же они изучили язык жестов, если их учителя не хотели их этому учить? В большинстве случаев они учились у немногих глухих детей в школе, которые происходили из глухих семей. Такие дети имеют высокий статус среди глухих, потому что их раннее знакомство с языком дает им преимущество, которое они никогда не теряют. Они красноречивы, искусны в общении с глухими. Хотя они составляют небольшое меньшинство - обычно около 10% - учащихся глухих школ, язык, который они приносят с собой в школу, имеет более высокий престиж среди их одноклассников, чем язык аутсайдеров, язык, который учителя так стараются дать им.
Даже когда в школе нет детей, которые уже пришли со знанием языка жестов, детям все равно удается им овладеть. Сьюзен Шаллер рассказывает историю о школе для глухих на острове Ямайка. Знаки и жесты были запрещены в этой школе, но дети, тем не менее, выучили язык жестов. Как им удалось выучить его? Шаллер задала этот вопрос коллеге, который посещал школу и беседовал с некоторыми из ее выпускников.
- "Прачка", - ответил он. Поколения глухих учеников проходили через эту школу, и несколько бывших учеников из каждого поколения были наняты уборщиками, поварами и помощниками. Дети перенимали знаки и грамматику у этих взрослых пользователей языка жестов, добавляя свой собственный словарь и идиомы каждое поколение. Для группы, которую он встретил, прачка была главным учителем жестов.23
"Язык экономически и культурно более престижной группы, как правило, заменяет язык меньшинства", - утверждают исследователи. Но для детей в ямайской школе престижным был язык прачки.
Они научились ему не для того, чтобы общаться с ней - они научились ему, чтобы общаться друг с другом. Правда, язык жестов давался им гораздо легче, чем трудное чтение по губам и попытки издавать звуки, которых они не могли слышать. Но если бы они действительно хотели вести себя как большинство взрослых в их сообществе, они бы отказались от языка жестов и сосредоточились на изучении разговорного английского.
В некоторых местах не было никого - даже прачки - чтобы обучить глухих детей языку жестов. Есть места, где до недавнего времени не существовало языка жестов, потому что не было школ для глухих детей. Такие дети оставались изолированными в своих семьях и не могли общаться ни с кем, кроме как самым примитивным образом. Другие дети не играли с ними. Некоторые из них оказались в лечебницах для умственно отсталых.24
Когда дети, у которых нет общего языка, собираются вместе в первый раз, то, что происходит потом - это что-то вроде чуда.25 Энн Сенгхас и ее коллеги изучают рождение языка в центрально-американской стране Никарагуа, где образование глухих детей началось лишь в начале 1980-х годов.26 Вот, со слов Сенгхас, как это произошло:
Всего лишь шестнадцать лет назад в Никарагуа были созданы государственные школы специального образования. Эти школы выступали за устный подход к обучению глухих, то есть они сосредоточились на обучении разговорному испанскому языку и чтению по губам. Тем не менее, создание этих школ привело непосредственно к формированию нового языка жестов. Дети, которые раньше не имели контакта, внезапно собрались вместе, чтобы сформировать сообщество, и они сразу же начали жестикулировать друг другу. Первые дети, поступившие в эти школы, были в возрасте от четырех до четырнадцати лет. Все они прибыли с отрывочными способами коммуникации, которые они использовали в своих семьях. У некоторых было много навыков мимики и жестов, некоторые имели системы домашних сигналов, которые были немного более сложными, но не было ни одного поступившего с развитым языком жестов.
У детей быстро развился внутренний язык, своего рода гибридный язык с использованием знаков, который не является полноценным языком, но имел много общих правил и вполне мог служить их коммуникативным потребностям. С тех пор дети и продолжают создавать свой собственный язык жестов. Язык не стал простым кодом или системой жестов; он уже развился в полноценный, естественный язык. Он не зависит от испанского, разговорного языка региона, и не связан с американским языком жестов (ASL), языком жестов, используемым в большинстве стран Северной Америки.27
Нечто подобное произошло много лет назад на Гавайях, но результатом был разговорный язык, а не язык жестов, и ни одному психолингвисту не посчастливилось быть рядом, когда это происходило. Дереку Бикертону, психолингвисту, изучавшему создание этого языка детьми на Гавайях, пришлось реконструировать его историю по свидетельствам, собранным им много лет спустя.28 К тому времени создатели языка были пожилыми людьми.
Они были детьми людей, которые приехали на Гавайи в конце 1800-х годов, для работы на сахарных плантациях. Поколение иммигрантов прибыло из разных стран, включая Китай, Японию, Филиппины, Португалию и Пуэрто-Рико. У них не было общего языка.
В библейской истории о Вавилонской башне рабочие бросали свои инструменты и уходили с работы, потому что говорили на разных языках и не понимали друг друга.29 Но люди, которым нужно общаться друг с другом, находят способ сделать это. Что обычно происходит в таких условиях - это то, что произошло на Гавайях, - возникновение гибридного языка, созданного за относительно короткий период времени его различными носителями. Гибридные языки - это импровизированные языки, в которых отсутствуют предлоги, артикли, глагольные формы и стандартизированный порядок слов. Каждый говорящий на гибридном языке говорит на нем немного по-разному; родной язык каждого из них все еще обнаруживается, выглядывая из-за скудного набора слов, которые являются общими для говорящих.
Поколение иммигрантов на Гавайях говорило либо на гибридном языке, либо на языках, которые они привезли с собой на остров. Но их дети говорили на другом языке, который лингвисты называют креольским. Креольский - это отпрыск гибридного, но это подлинный язык, со стандартизированным порядком слов и всем остальным, чего не хватает гибридному. В отличие от гибридного, он способен выражать сложные, абстрактные идеи.
Дети, говорящие по-креольски не учили язык дома. Они не научились ему от своих родителей - их родители не могли говорить на нем. По словам Бикертона, дети сами создали этот язык. Он смог проследить его развитие назад к двум десятилетиям между 1900 и 1920 годами, опросив (в 70-х годах) пожилых людей, родившихся в этот период. Те, кто иммигрировал на Гавайи взрослыми, все еще говорили на гибридном языке; те, кто вырос там, говорили по-креольски. Этого языка не существовало до 1905 года. Дети, которые его создали, носили его с собой до совершеннолетия. Они, говорит Бикертон, "приняли общий язык своих сверстников в качестве родного языка, несмотря на значительные усилия их родителей сохранить язык предков."30
Дерек Бикертон изучал только их язык, но детям гавайских иммигрантов так же пришлось создать общую культуру. В Никарагуа, Ричард Сенгас (брат психолингвиста Энн Сенгас) записывает как развивалась культура глухих среди первого поколения никарагуанцев, пользующимся языком жестов. Эти люди теперь могут общаться друг с другом; они поддерживают связь после окончания школы, и имеют растущее чувство групповости. Несмотря на то, что их культура происходит от культуры слышащих никарагуанцев, начинают появляться эффекты противопоставления. Глухие никарагуанцы гордятся своей пунктуальностью, в то время как слышащие никарагуанцы (как и большинство жителей Центральной и Южной Америки) относятся ко времени небрежно. В Соединенных Штатах все обстоит как раз наоборот, слышащие, как правило, пунктуальны, а глухие относятся ко времени более небрежно.31
В начале главы я сказала, что, помимо наследственности, существует четыре способа передачи культурного поведения от старшего поколения к младшему. Теперь я исключила три из этих альтернатив. Культура не передается от родителей к детям; дети родителей-иммигрантов перенимают культуру своих сверстников. Это исключает первые две альтернативы: методы воспитания детей родителями и подражание родителям со стороны ребенка. Третья альтернатива состояла в том, что дети подражают всем взрослым в своем обществе, но это объяснение не работает в тех случаях, когда культура детей отличается от культуры взрослых. Я делаю вывод - это один из постулатов теории групповой социализации, - что культура передается через группу сверстников.
Моя теория объединяет три различные области академических исследований: социализацию, развитие личности и культурную передачу. Все это происходит одним и тем-же образом и в одном и том же месте: в группе сверстников. Мир, который дети делят со своими сверстниками, формирует их поведение и изменяет черты характера, с которыми они родились, а, следовательно, определяет тип людей, которыми они станут, когда вырастут.32