Насилие. Демократия и революция. Ценность реформ. Боден и Рубинов о нарастающих страданиях. Каутский о новом социальном порядке. Программа социализации. О стимулах
Боден отвечает Бернштейну о кризисах. Следует помнить, что Бернштейн также сделал ряд замечаний относительно марксистской позиции в отношении экономических кризисов, которые, по его мнению, становились все менее, а не более острыми. Боден признал утверждение Бернштейна о том, что кризисы, зависящие от "анархии производства", могут исчезнуть с развитием траста и синдиката. Однако он утверждал, что если доверие устранит кризис, вызванный этой причиной, то оно не отменит самые важные кризисы. Ибо главной причиной кризисов была не анархия. Кризисы вытекали из "двоякого положения рабочего, как продавца его рабочей силы и покупателя продуктов его рабочей силы, и создания вытекающего из этого избытка, который должен привести к перепроизводству товаров, совершенно независимо от "анархии производства" (там же, pp. 238-9). Таким образом, трасты и их комбинации могут влиять только на форму кризисов, будь они короткими и острыми, как прежде, или легкими и затяжными. Но исчезновение острого кризиса не изменило революционного значения кризиса, не уменьшило массы производимых им страданий, не указало на уменьшение противоречий капиталистической системы. Настоящий вопрос заключался в том, утратили ли экономические противоречия, порождавшие кризисы, свою остроту. Речь шла об адаптивности капиталистической системы.
Капитализм, несомненно, получил новую жизнь, начав империалистические предприятия, продолжал Боден. Империалистическая программа, однако, не могла устранить противоречия внутри системы. Ибо "самими процессами, с помощью которых она создает своих новых клиентов для своих товаров, она делает из них конкурентов в бизнесе производства этих товаров" (там же, pp. 241). В период развития колоний метрополии, стремившейся избавиться от своего прибавочного продукта, была оказана некоторая помощь. Помимо обеспечения рынка для избыточных товаров и средств производства, такое развитие обычно приводило к созданию метрополией большой армии и флота. Это приводило к уходу тысяч рабочих с производственных предприятий и их поглощению в колониях в качестве гражданских служащих; к лихорадочному строительству железных дорог, заводов, шоссе и т. д. во многих случаях это выходит далеко за рамки требований ситуации. Благодаря империализму, расточительству и войнам избыточный продукт, угрожавший забить колеса бизнеса, был таким образом распределён, и капитализм продолжил свой путь.
Как долго можно будет поддерживать капитализм этими средствами? Трудно сказать. Маркс, конечно, никогда не утверждал, что капитализм должен быть полностью разрушен, прежде чем станет возможной социальная революция. Согласно его теории, достаточно того, что производство становится "скованным". "Погребальный звон капиталистической частной собственности звучит, - утверждал он, - когда монополия капитала становится оковами на способе производства, который возник и расцвел вместе с ним и под неё" (там же, pp. 254). Или, другими словами, система производства может существовать лишь до тех пор, пока она помогает, а не препятствует "развертыванию и полной эксплуатации производительных сил общества", и должна уступить место, когда она станет оковами для производства. Такая система, утверждал Боден, стала оковами для производства, когда она могла существовать только путем предотвращения производства и растраты того, что уже было произведено.
Её продолжительность была ограничена, "совершенно независимо от чисто механической возможности или невозможности его продолжения" (там же, pp. 254).
Каутский о реформе против революции. Может ли капитализм незаметно перерасти в социализм в результате проведения бесконечного числа реформ или в результате революции? Смягчаются ли классовые антагонизмы или становятся все острее? Будет ли революция мирной или насильственной?
Именно по этим вопросам в дни перед Первой мировой войной существовали резкие расхождения во мнениях между ревизионистами и марксистами.
Каутский был твердо убежден, что социализм будет создан в результате революции, а не, как казалось Бернштейну, ряда реформаторских мер. Следует добавить, что революция для него была не обязательно насильственным переворотом, но любым изменением, которое поставило под контроль правительства доселе угнетенный класс.
Насилие. На самом деле Каутский считал, что насилие является слабым оружием для рабочих и что мирные методы, вероятно, окажутся гораздо более эффективными. Во-первых, он утверждал, что огромное превосходство оружия, которым обладают постоянные армии, над оружием, которым владеют гражданские лица, практически обречено на провал любого сопротивления последних с самого начала. С другой стороны, следует понимать, что революционные слои населения обладали гораздо лучшим оружием для экономического, политического и морального сопротивления, чем революционеры XVIII века, и довоенная Россия была единственным исключением из этого правила. Это оружие включало свободу организации и печати и всеобщее избирательное право (Kautsky, Roads to Power, pp. 50).
Демократия и революция. Каутский считал, что политическая демократия с всеобщим избирательным правом не может сама по себе отменить революцию, "но она может предотвратить многие преждевременные, безнадежные революционные попытки и сделать лишними многие революционные восстания. Она создает ясность относительно относительной силы различных партий и классов". Она мешает рабочим добиваться невозможного, а правящим классам отказывать в уступках, которые они уже не в силах удержать. "Направление развития при этом не меняется, но его ход становится более устойчивым и мирным" (там же, pp. 52).
Мирные методы, включая парламентаризм, забастовки и пропаганду в прессе, имели больше шансов на успех в более демократических странах и среди тех групп, которые больше всего верили в себя и свое дело. Он добавил: "политическое положение пролетариата таково, что он вполне может позволить себе попытаться как можно дольше развиваться только с помощью строго правовых методов" (там же, pp. 54). Большой опасение состояло в том, что класс капиталистов, осознав свое окончательное поражение, попытается подтолкнуть рабочих к насильственным действиям, чтобы тем самым создать реакцию. Насилие в прошлом снова и снова помогало подавлять рабочее движение.
Ценность реформ. Стремясь доказать необходимость революции, марксисты не отрицали благотворного влияния упомянутых Бернштейном учреждений - профсоюзов, кооперативов, трудового законодательства, национализации некоторых коммунальных предприятий. Каутский писал:
"Малейшая реформа или организация может иметь большое значение для физического или интеллектуального возрождения пролетариата, который без них был бы беспомощен перед капитализмом и остался бы один в нищете, которая постоянно угрожает ему. Но не только освобождение пролетариата от его нищета делает необходимой деятельность пролетариата в парламенте и деятельность пролетарского движения. Она также представляет ценность как средство практического приобщения пролетариата к проблемам и методам государственного и муниципального управления и крупных отраслей промышленности, а также к достижению той интеллектуальной зрелости, которая необходима пролетариату для того, чтобы вытеснить буржуазию как господствующий класс. . . . Демократия для пролетариата то же, что свет и воздух для организма; без них он не может развить свои силы".
Однако Каутский и другие считали, что невозможно получить правильную картину общественного прогресса, сосредоточив внимание только на этих достижениях. Необходимо было изучить и развитие противоборствующих сил. Каутский таким образом предостерег оптимистов:
"Конечно, кооперативы растут, но одновременно и еще быстрее растет накопление капитала; конечно, растут профсоюзы, но одновременно и еще быстрее растет концентрация капитала и его организация в гигантских монополиях. Конечно, социалистическая пресса растет, но одновременно растет и беспартийная и бесхарактерная пресса, которая отравляет и нервирует все более широкие народные круги. Безусловно, зарплаты растут, но еще быстрее растет масса прибыли. Конечно, число социалистических представителей в парламенте растет, но еще больше падает значение и эффективность этого института, в то время как парламентское большинство, как и правительство, все больше зависит от власти огромных финансов.
"Итак, наряду с ресурсами пролетариата развиваются и ресурсы капитала, и конец этого развития может быть не чем иным, как великой, решительной битвой, которая не может закончиться до тех пор, пока пролетариат не одержит победу" (Kautsky, Social Revolution, pp. 82-3). И эта борьба не должна вестись деградировавшим, "трущобным" пролетариатом. "Освобождение рабочего класса следует ожидать не от его возрастающей деморализации, а от его возрастающей силы" (там же, pp. 38).
Боден и Рубинов о нарастающих страданиях. Одна из доктрин капиталистического развития, выдвинутая Марксом и наиболее резко критикуемая ревизионистами, состояла в том, что она предсказывала "возрастание нищеты" рабочего класса. Как мы видели, ревизионисты энергично атаковали эту доктрину. Условия жизни рабочих, утверждали они, неуклонно улучшались по мере развития капитализма. Ответ Бодена на это утверждение весьма интересен. "Маркс", - утверждал он, - "не говорит о росте бедности рабочего класса. Это упущение очень значительно и само по себе было бы достаточным основанием для нас предположить, что Маркс не рассматривал растущую нищету рабочего класса как необходимый результат эволюции капитализма, несмотря на все ревизионистские утверждения об обратном" (Boudin, op. cit., p. 22). Это было ясно видно из его заявления о том, что с накоплением капитала участь рабочего должна ухудшаться, независимо от того, высока или низка его заработная плата. Бедность это не то же самое, что нищета. Бедность в целом зависит от размера заработной платы или иного дохода, получаемого человеком. С другой стороны, страдание было скорее психологическим, чем материальным состоянием.
Рабочие становились все более несчастными по сравнению с зажиточными, чьи доходы росли не по дням, а по часам. Маркс заявил, что среди них растет деградация. Деградация сопровождается отсутствием гарантий владения жильем. Тот факт, что рабочие места были столь ненадежны, давал капиталисту гораздо большую власть над жизнью и свободой "свободных рабочих, чем когда-либо имел феодальный барон над своим крепостным или рабовладелец над своим движимым имуществом - рабом" (там же, pp. 224).
Более того, Маркс предсказал не только тенденцию к росту нищеты, но и развитие внутри капиталистической системы организованного, дисциплинированного рабочего класса, борющегося за немедленное облегчение и окончательное освобождение. Предсказанная Марксом борьба рабочего класса, несомненно, привела к улучшению условий труда. Нынешние условия были "не только результатом тенденций капиталистического накопления, но и тенденций капиталистического накопления, видоизмененных борьбой организованного труда против них" (там же, pp. 228). Именно эта борьба является наиболее важным фактором с марксистской точки зрения в окончательном свержении капитализма. В своем развитии труд неуклонно развивается в экономической мощи и независимости в том смысле, что он занимает все более ответственные позиции в экономической жизни нации.
Некоторые марксисты не пытаются защищать теорию возрастающей нищеты. Они считают, что Маркс имел в виду, что рабочие, как правило, становились все более бедными, а также более несчастными в умственном плане. Но имел ли Маркс в виду "только тенденцию неисправленного капитализма, а не исторический закон", писал Рубинов, или же он имел в виду "относительную бедность", а не абсолютную бедность, "важно для изучающих историю экономической мысли, но не для социалистического движения. . . . Важным решающим фактом является то, что социалистическое движение постепенно отказалось от теории возрастающей нищеты, и это движение продолжает существовать" (Rubinow, op. cit., pp. 46-7).
Рубинов отмечал тех критиков, которые считали, что капитализм автоматически ведет к постоянному улучшению положения рабочего. Изучив динамику реальной заработной платы, он утверждал, что "капиталистическая система вовсе не производит заметного улучшения в положении наемного рабочего и что везде, где такое улучшение имело место, оно может быть легко объяснено упорной борьбой рабочего класса, наиболее полным выразителем которой является социалистическое движение. То есть под влиянием роста уровня цен, который выгоден в первую очередь собственнику недвижимости, тенденция, если ее не скорректировать агрессивным рабочим движением, представляется другим образом" (Ibid., p. 57).
Идея Каутского и ревизионистов разведчиков о революции как внезапном перевороте, заявляет, что марксисты не являются замаскированными бланкистами, "которые рассчитывают на государственный переворот, чтобы привести себя в диктаторы". Он считал революцию историческим процессом, который легко может затянуться на десятилетия тяжелых сражений.
Каутский о новом социальном порядке. Ранние марксисты не решались изобразить будущий социальный порядок, основанный на пролетарском контроле. Все эти картины казались им слишком утопичными. Каутский, однако, отважился вкратце обрисовать вероятное развитие пролетарского государства "на следующий день после революции", или, точнее, в течение одного - двух десятилетий после прихода к власти рабочего правительства. Эти события, которые он представил в упрощенной форме, были бы, по его мнению, логическим следствием экономической необходимости. Во-первых, пролетарское правительство сметет все остатки феодализма, "оно распространит всеобщее избирательное право на каждого человека и установит свободу печати и собраний. Это сделало бы государство полностью независимым от церкви и отмены права наследования. Оно установит полную автономию во всех отдельных общинах и отменит милитаризм" (Kautsky, Social Revolution, p. 108). Оно распустит армию, хотя и увидит, что народ вооружен. Это позволило бы провести фундаментальные реформы в области налогообложения и покрыть государственные расходы за счет введения дифференцированного подоходного налога и налога на имущество. Это приведет к увеличению и улучшению школ и повышению заработной платы учителей. Оно будет следить за тем, чтобы все дети были одинаково хорошо накормлены и одеты и имели равные возможности в школе, в то же время настаивая на том, чтобы образование было адаптировано к различным менталитетам.
Программа социализации. Пролетарское правительство немедленно обратило бы внимание на безработных, поскольку "вынужденная праздность - самое большое проклятие рабочего". Начнется выкуп частных предприятий. "Политическое господство пролетариата и продолжение капиталистической системы производства несопоставимы. Часть заводов, шахт и т. д., может быть продана рабочим, которые работают на них, и может отныне эксплуатироваться кооперативно. Другая часть может быть продана потребительским кооперативам, а еще одна часть - общинам или государству. Его наиболее крупными покупателями, конечно же, будут государство и муниципалитеты.
"Наиболее подготовленными к национализации отраслями промышленности", - говорит Каутский, - "являются национальные транспортные средства, железные дороги и пароходы, а также отрасли, производящие сырье и полуфабрикаты, например шахты, леса, чугунолитейные заводы, машиностроение и т. д. Это также те самые сферы, где наиболее высоко развиты крупные отрасли промышленности и трастов. Производство сырья и полуфабрикатов для личного потребления, а также мелкая торговля имеют много местных особенностей и по-прежнему в значительной степени децентрализованы". В этих сферах муниципалитеты и кооперативы будут больше выходить на передний план, оставляя национальные отрасли промышленности играть второстепенную роль. Денежный капитал и земля, используемые для эксплуатации, также будут социализированы.
Каутский о стимулах. После революции победивший пролетариат будет иметь гигантскую задачу поддержания промышленности в рабочем состоянии. Какие стимулы будут задействованы? - Конечно, не хлыст голода и еще меньше - физического принуждения. Если есть люди, которые думают, что победа пролетариата состоит в том, чтобы установить тюремный режим, где каждый может быть назначен своим трудом начальником, то они очень плохо знают пролетарский режим. Пролетариат, который тогда будет создавать свои собственные законы, имеет гораздо более сильный инстинкт свободы, чем любой из раболепных и педантичных профессоров, которые кричат о тюремном характере нового государства.
"Победивший пролетариат никогда не будет удовлетворен никакими тюремными или казарменными правилами. Более того, он не нуждается ни в чем подобном, так как в его распоряжении имеются другие средства для удержания рабочего в его занятии" (там же, p. 124-5). На обычай можно положиться, чтобы держать большие массы людей на их работе. "Я убежден, что когда однажды труд утратит свой отталкивающий характер переутомления и когда часы труда сократятся в разумной степени, одного обычая будет достаточно, чтобы удержать подавляющее большинство рабочих на регулярной работе на фабриках и шахтах" (там же, p. 125).