Промышленные объединения не однородны. Приведут ли кризисы к экономическому коллапсу? Кредиты, спекуляции и кризисы. Ревизионистская теория политического и социального прогресса. Завоевание политической власти
"Социализм, или общественное движение нового времени, уже пережил много суеверий. Он переживет то, что ее будущее зависит от концентрации богатства или, если можно так выразиться, от поглощения прибавочной стоимости уменьшающейся группой капиталистических мастодонтов.
"Независимо от того, накапливает ли социальный излишек в форме монополии 10 000 человек или он постепенно распределяется между полумиллионом человек, для девяти или десяти миллионов глав семей, которые пострадали от этой сделки не имеет принципиального значения. Их борьба за более справедливое распределение или за организацию, которая включала бы более справедливое распределение, не является по этой причине менее оправданной и необходимой. Напротив, содержание нескольких тысяч привилегированных лиц в роскоши могло бы стоить меньше избыточного труда, чем полмиллиона или более в достатке" (Bernstein, Evolutionary Socialism, pp. 48-9).
Поглощение излишков товаров. Затем Бернштейн поднимает вопрос о том, какая группа поглощает прибавочный продукт. Современная промышленность, утверждает он, характеризуется значительным ростом производительной силы труда. Куда делись эти богатства? Не в первую очередь для класса капиталистов. Даже если бы этот класс мог потреблять в десять раз больше товаров, чем они потребляют, "их потребление было бы только пером в масштабе против массы годового национального продукта - ибо нужно понять, что капиталистическая великая промышленность означает, прежде всего, производство в больших количествах" (там же, p. 50).
Можно выдвинуть аргумент, что эти товары экспортируются. Это, однако, не ответ, ибо другие капиталистические страны должны платить вообще за товары, полученные не в деньгах, а в форме других товаров. Таким образом, мы должны искать другие направления потребления избыточных товаров. Кто их потребляет? Через процесс исключения они должны либо перейти к пролетариям, либо взяты другими классами.
"Кризисы и непроизводительные расходы на армию и т. д., пожирают много, но все же лишь малую часть прибавочного продукта. Если рабочий класс будет ждать, пока "капитал" не вытеснит средний класс из мира, то ему действительно придется долго ждать. "Капитал" экспроприировал бы эти классы в одной форме, а затем оживил бы их в другой. Задача поглощения паразитических элементов социального общества лежит не на "капитале", а на самом рабочем классе" (там же, p. 50-1).
Промышленные объединения не однородны. Разобравшись с распределением богатства, Бернштейн рассматривает проблему централизации промышленных предприятий. Хотя крупные промышленные предприятия выросли до гораздо больших размеров, он указывает, что тысячи мелких и средних предприятий все еще существуют, что существует наибольшее разнообразие в их размерах и что ни один класс любого размера не исчезает из истории. Проанализировав ситуацию в Великобритании, Германии, Франции, Швейцарии и США, он приходит к выводу:
"Если постоянное совершенствование технических приемов и централизация предприятий во все большем числе отраслей промышленности является фактом, значение которого едва ли могут скрыть от себя сумасшедшие реакционеры, то не менее установленным фактом является то, что во всем ряде отраслей промышленности малые и средние предприятия оказываются вполне способными существовать рядом с крупной индустрией. В промышленности нет развития по такой схеме, которая одинаково применима ко всем ее отраслям" ( там же, p. 59. Меньшие промышленные единицы, утверждает он, особенно стойки в обработке дерева, кожи и металла и т. д., где отечественная промышленность предлагает различные преимущества; в пекарне, магазинах обуви, ателье и т. д., где клиент требует определенной близости к своему дому и в производстве новинок, которые еще не стали популярными в массах).
Как в промышленности, так и в торговле и сельском хозяйстве. На самом деле, в последней отрасли наблюдается явный застой или прямой регресс в отношении размера холдингов. "Таким образом, не может быть никаких сомнений в том, что во всей Западной Европе, как и в восточных штатах Соединенных Штатов, мелкие и средние сельскохозяйственные холдинги растут повсюду, а крупные и очень крупные холдинги уменьшаются. Нет никаких сомнений в том, что средние холдинги часто имеют ярко выраженный капиталистический тип. Концентрация предприятий совершается здесь не в форме присоединения все большей части земли к хозяйству, как это видел в свое время Маркс, а фактически в форме интенсификации земледелия, изменений в земледелии, требующих большего труда на данной территории, или в выращивании лучшего скота" (там же, p. 71).
Промышленные кризисы. Четвертый вопрос, поставленный Бернштейном, состоит в том, неизбежно ли нынешняя экономическая система приведет, как сначала полагал Маркс, к ряду кризисов, "венцом которых является всеобщий кризис" (Preface to the second edition of Capital).
Анализируя эту проблему, Бернштейн сначала рассматривает то, что он считает наиболее популярным социалистическим объяснением экономических кризисов, а именно то, что они являются результатом недостаточного потребления. Несмотря на популярность этой теории, Бернштейн указывает, что и Маркс, и Энгельс в своих более поздних работах не рассматривали "недопотребление" как основную причину кризисов. Энгельс, например, в своем трактате против Дюринга, хотя и допускал, что недопотребление со стороны масс может "также быть условием кризисов", утверждал, что оно объясняло их присутствие в то время так же мало, как объясняло их прежнее отсутствие" (Bernstein, op. cit., p. 73). Чтобы объяснить нынешний застой в продаже хлопчатобумажных нитей и текстильных тканей недопотреблением английских масс, а не перепроизводством английских хлопчатобумажных фабрикантов", Энгельс утверждал, что при рассмотрении кризиса 1877 года он скорее растягивал факты, чтобы соответствовать предвзятой теории. Теория недопотребления, заявляет он в сноске (Bernstein, op. cit., p. 73-4), возникла в трудах Сисмонди, у которого она была заимствована Родбертусом. "Это чистая тавтология", - писал Маркс около 1878 года во втором томе "Капитала", - "говорить, что кризисы возникают из-за недостатка потребителей, способных платить. Кризисы каждый раз предшествуют периоду, в течение которого заработная плата рабочих повышается и рабочие классы фактически получают относительно большую, чем обычно, долю годового продукта, предназначенного для потребления" (там же, p. 74).
В отличие, однако, от этой позиции, Маркс более чем десятилетием ранее, в 60-х годах, во втором издании "Капитала" дает в качестве "последней причины всех социальных кризисов бедность и ограниченность потребления масс в противовес импульсу капиталистического производства к развитию производительных сил, как если бы только абсолютная потребительская способность общества составляла их предел". В этом отрывке подчеркивается недостаточное потребление со стороны масс даже в противовес анархии производства. Этой более ранней концепции Бернштейн высказывает свое возражение.
Приведут ли кризисы к экономическому коллапсу? Затем Бернштейн бросает вызов марксистскому тезису о том, что экономические кризисы имеют тенденцию становиться все более жестокими по своей природе, что в конечном итоге приведёт к полному краху системы. Энгельс, заявляет он, заходит так далеко, что утверждает, что такие средства, как трасты и объединения для предотвращения повторения кризисов, таят в себе "семена более мощного будущего кризиса". Альтернативой, по-видимому, является либо "новый мировой крах неслыханной силы", либо хроническая череда кризисов с относительно коротким и слабым улучшением торговли и относительно длительной, неопределённой депрессией. В ответ на эту позицию Бернштейн заявляет:
"Признаки экономического мирового краха неслыханной силы не были установлены, и нельзя назвать улучшение торговли в промежутках между кризисами особенно кратковременным. Гораздо больше интересует третий вопрос, который в конце концов частично содержится уже во втором , а именно: (1) не увеличило ли таким образом огромное расширение мирового рынка в сочетании с чрезвычайным сокращением времени, необходимого для передачи новостей и для транспортной торговли, возможности регулирования возмущений?; и (2) является ли чрезвычайно возросшее богатство европейских государств в сочетании с эластичностью современной кредитной системы и ростом промышленных картелей [или комбинатов] настолько ограниченной реагирующей силой местных и индивидуальных возмущений, что, по крайней мере в течение некоторого времени, общие коммерческие кризисы, подобные более ранним, должны рассматриваться как маловероятные" (там же, p. 79-80).
Кредиты, спекуляции и кризисы. Такие критики Бернштейна как Роза Люксембург утверждают, что кредитная система лишь ускоряет безрассудные спекуляции и кризисы. Стремясь доказать свою правоту, она сосредоточивается, однако, как заявляет Бернштейн, на деструктивных, а не конструктивных функциях кредитной системы. Маркс понимал смешанный характер кредита, когда говорил о нем как о "наполовину мошеннике, наполовину пророке". Неверно, что спекуляция растет с развитием капитализма. Самые безумные вспышки спекуляции происходят на заре капиталистической эры, "и спекуляция празднует свои самые дикие оргии обычно в странах, где капиталистическое развитие является самым молодым. В области промышленности спекуляция процветает наиболее пышно в новых отраслях производства. Чем старше отрасль производства в современных формах, за исключением производства простых предметов моды, тем больше спекулятивный импульс перестает играть решающую роль. Тогда условия и движения рынка более точно предвидятся и принимаются во внимание с большей определенностью". Все более быстрые средства сообщения из одного промышленного центра в другой, все более тесные отношения между производителями и влияние трастов - все это изменяет интенсивность кризисов. Неспособность мирового кризиса материализоваться на самом деле заставила Энгельса в 1894 году задаться вопросом, стоит ли мир перед новым расширением цикла, и предостеречь своих читателей от абстрактного вывода, что эти кризисы должны повторяться в старой форме (Примечание: в исследовании возможности катастрофического кризиса, Бернштейном, однако, исключены из рассмотрения политические кризисы, вызванные войной и угрозой войны, повсеместного неурожая и т. д.)
"Остается", - заключает Бернштейн, - "лишь то, что способность к производству в современном обществе гораздо больше, чем фактический спрос на продукты, определяемый покупательной способностью; что миллионы людей живут при недостаточном обеспечении жильем, одеждой и питанием, несмотря на имеющиеся в изобилии средства для производства достаточного жилья, питания и одежды"; и что из этого несоответствия снова и снова возникает перепроизводство в различных отраслях производства, так что либо действительно некоторые изделия производятся в большем количестве, чем могут быть использованы - например, больше пряжи, чем могут переработать современные ткацкие фабрики, - либо что некоторые изделия действительно производятся не в большем количестве, чем можно использовать, а в большем количестве, чем можно купить; то, что вследствие этого в занятости рабочих возникает большая нерегулярность, которая делает их положение крайне ненадежным, ставит их в недостойную зависимость, порождает переутомление здесь и недостаток работы там; и что из средств, употребляемых сегодня для противодействия наиболее заметной части этого зла, картели представляют монополистические союзы - с одной стороны, против рабочих, а с другой - против громадного общества".
Бернштейн заявляет, что большая опасность трастов состоит не в том, что они порождают более обширные кризисы, а в том, что они "фактически несут в себе возможности нового и более безнадежного крепостничества для рабочего класса". Он заключает:
"Проблема кризисов не может быть решена несколькими хорошо сохранившимися лозунгами. Мы можем только исследовать, какие элементы современной экономики работают в пользу кризисов и что работает против них. Невозможно априори предсказать конечное соотношение этих сил друг к другу или их развитие. Если непредвиденные внешние события не приведут к общему кризису - а это, как мы уже говорили, может произойти в любой день, - то нет никаких срочных оснований считать, что такой кризис наступит по чисто экономическим причинам. Локальные и незначительные депрессии неизбежны; общая стагнация не является неизбежной при нынешней организации и расширении мирового рынка, и особенно при значительном расширении производства продовольственных товаров" (Bernstein, op. cit., p. 93).
Видно, что здесь Бернштейн непосредственно соприкасается с упрощенной теорией кризисов, выдвинутой ранними научными социалистами, поскольку он доводит до их логического завершения некоторые из более ранних заявлений Маркса и Энгельса. Поскольку он не видит общего кризиса как неизбежного результата действия экономических сил, предложенная им тактика вступления в кооперативное Содружество неизбежно отличается от той, которую отстаивают люди, твердо убежденные в истинности теории катаклизма. Впрочем, Бернштейн нигде не отрицает возможность коллапса из-за политических событий.
Ревизионистская теория политического и социального прогресса. Обращаясь к вопросу о промышленных и политических структурах, которые должны привести к социализму, Бернштейн имеет ряд ограничений, которые он выдвигает по отношению к старым марксистским концепциям. Сначала он анализирует учение о том, что капиталистическое общество развило промышленность от индивидуального к общественному производству и что теперь оно созрело для общественной собственности и управления. Хотя концентрация имела место во многих отраслях промышленности, все еще существуют сотни тысяч отдельных предприятий. Было бы невозможно социализировать все эти отрасли сразу и эффективно управлять ими.
А если рассматривать только более крупные отрасли, то задача социализации, утверждает он, колоссальна. Если бы Германия и отдельные государства пожелали взять в свои руки только самые крупные отрасли промышленности (это относится к девяностым годам прошлого века), то речь шла бы в совокупности о промышленности и торговле, заявляет Бернштейн, количеством около ста тысяч предприятий с пятью или шестью миллионами занятых, а в сельском хозяйстве - о более чем 300 000 холдингов с более чем пятью миллионами рабочих. "Какое изобилие суждений, практических знаний, таланта к управлению должно быть в распоряжении правительства или Национального собрания, чтобы сравняться с высшем руководством или осуществлять контроль такого гигантского организма! (там же, p. 100).
Завоевание политической власти. Разобравшись с первым предварительным условием, зрелостью промышленности для социализации, он анализирует второе условие, а именно завоевание политической власти пролетариатом. Есть еще много препятствий на пути этого завоевания. Правда, пролетариат находится в большинстве , "если считать в нем всех лиц без собственности, всех тех, кто не имеет доходов от собственности или от привилегированного положения (там же, p. 103). Но эта группа представляющая собой необычайную смесь различных групп, и различий в занятиях, образовании и социальном положении не позволяет развиться какому-либо Великому Духу солидарности. Когда мы подходим к промышленному пролетариату, мы видим, что он находится в меньшинстве. В Германии около 7 из 19 миллионов зарабатывающих на жизнь, на момент написания, были промышленными наемными работниками. Что касается сельскохозяйственных рабочих, то небольшое их число может выйти далеко за рамки непосредственного улучшения их экономических условий. "Для подавляющего большинства из них социализация сельскохозяйственного производства не может быть чем-то большим, чем пустые слова. Их идеал - в то же время получить свою землю" (там же, p. 107). Между тем стремление промышленных рабочих классов к социалистическому производству является по большей части скорее предположением, чем определенностью".
Бернштейн добавляет, что значительное увеличение голосов социалистов указывает на неуклонно растущий интерес к социализму, хотя нельзя сказать, что все голоса исходят от социалистов. В случае победы социализма, заключает он, можно считать само собой разумеющимся, что "не было бы и речи о немедленном захвате государством всего производства и распределения продуктов. Государство не может даже взять на себя весь объем средних и крупных предприятий". Местные власти тоже, как связующие звенья, не могли сделать очень много. Они могли бы социализировать в лучшем случае те предприятия, которые производят или оказывают услуги на местном уровне. Что же касается крупных промышленных и коммерческих предприятий, то коммуны должны были бы либо оставить их в руках прежних собственников, "либо, если бы они захотели их совершенно экспроприировать, они были бы обязаны передать их товариществам рабочих на некоторых условиях аренды" (там же, p. 108).