написать

4. ВОПРОСЫ КУЛЬТУРЫ В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ

Война на Кавказе и высший свет — проблема выбора. Счастье в природе, деревне, и семейном окружении

Таков был приговор Толстого над городом и культурой. Так как он с юных лет предпочитал деревенскую жизнь, пристрастность к ней его до того ослепила, что он перестал видеть городскую жизнь в ее истинном свете. Его отрицательное отношение к городу и любовь к деревне отражаются в самых ранних произведениях его, как например, в «Казаках», в которых описывается много личных переживаний.

Как и Толстой, так и Оленин, разочарованный и усталый физически и морально от столичной жизни, отправляется на Кавказ. Еще издали, только при одном виде гор ему легче становится, и его дух, как горы, стремясь ввысь, начинает освобождаться от цепей условностей и фальшивой напыщенности. Новые впечатления начинают вытеснять старые наболевшие думы. Даже то, что деревня, где он останавливается, неохотно принимает Оленина из-за его светского положения, — лишнее подтверждение ненужности той жизни и того круга, который считает себя изысканным. Полукультурные, но свободные казаки чувствуют, что казарменный дух отравляет их вольную атмосферу; что царский кулак угрожает задавить все независимое, свободное, которое они так дорого ценят. Поэтому все городское им так не по душе. Оленин, хотя сильно желает слиться с этой жизнью и забыть всю искусственность и пышность города, которые он оставил за собой, не в силах сразу вырвать укоренившиеся привычки. Его прежняя жизнь, как проклятие, преследует его и стоит между ним и новой жизнью. Он охотно сбросил бы все манеры, все условности, тщеславие, которые еще стесняют его и не дают срастись с этим цельным, здоровым бытом, но все же доброе начало, пробужденное вольным воздухом лесов и полей и простотой нравов, крепнет в нем, побеждая старые привычки, и он даже готов временами отказаться от личного счастья и видит счастье в служении другим. Такие мысли навевает на него природа, еще не исковерканная человеческой жадностью. Мысли Оленина так передаются Толстым:

«Он смотрел вокруг себя: на просвечивающую зелень, на спускающееся солнце и ясное небо и чувствовал все себя таким же счастливым, как и прежде. «Отчего я счастлив, и зачем я жил прежде?» — подумал он. «Как я был требователен для себя, как придумывал и ничего не сделал себе, кроме стыда и горя! А вот как мне ничего не нужно для счастья!» И вдруг ему как будто открылся новый свет. «Счастье вот что», сказал он себе: «счастье в том, чтобы жить для других. И это ясно. В человека вложена потребность счастия; стало быть, она законна. Удовлетворяя ее эгоистически, т. е., отыскивая для себя богатства, славы, удобств жизни, любви, может случиться, что обстоятельства так сложатся, что невозможно будет удовлетворить этим желаниям. Следовательно, эти желания незаконны, а не потребность счастья незаконна. Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение»(«Казаки», т. II, стр. 106 — 107.) .

Но мысли о счастье, зарождающиеся на лоне природы не похожи на мысли о счастье, зарождающиеся в городской обстановке. Природа будит чувства «любви и самоотвержения» и указывает, что всякие другие желания — «богатства, славы и удобств жизни» — эгоистичны. Казалось бы, что обо всем этом можно было думать и в городе, но — нет: там соблазн сильнее нравственных стремлений, тут же чистота природы помогает и нравственности очиститься от всего порочного, даже от порочных мыслей.

Даже военные столкновения, в которые казаки приходят с горцами, не так противны, не так подавляюще действуют, как военщина с ее дисциплиной. Личное мужество более ценится, чем сама жизнь, но оно как-то соединено с простотой. Таким вольным духом рисуется дядя Ерошка, который, несмотря на свои старые годы, все же сохранил молодые порывы. От него веет простором гор и самобытностью первобытных лесов. Забот он не знает, амбиция ему чужда, гордость ему неизвестна, и живет он по своему влечению, то охотясь по целым дням, то предаваясь попойкам. Несмотря на частые, кровопролитные стычки, которые ему приходилось когда-то вести, ему чужды кровожадность и жестокость.

Он даже мечтает об общечеловеческой любви. За друга он готов все сделать, — цельный человек цельного мира. Оленин так полюбил этот мир, что он считал бы счастьем совершенно слиться с ним. Свое настроение он так передает в письме:

«Мне пишут из России письма соболезнования; боятся, что я погибну, зарывшись в этой глуши. Говорят про меня: он загрубеет, от всего отстанет, станет пить, и еще, чего доброго, женится на казачке... В самом деле, не погубить бы мне себя, тогда как на мою долю могло бы выпасть великое счастье стать мужем графини Б***, камергером, или дворянским предводителем. Как вы мне все гадки и жалки! Вы не знаете, что такое счастье и что такое жизнь! Надо раз испытать жизнь во всей ее безыскусственной красоте. Надо видеть и понимать, что я каждый день вижу пред собой: вечные, неприступные снега гор и величавую женщину в той первобытной красоте, в которой должна была выйти первая женщина из рук своего Творца, и тогда ясно станет, кто себя губит, кто живет в правде или во лжи — вы или я. Коли бы вы знали, как мне мерзки и жалки вы в вашем обольщении! Как только представится мне, вместо моей хаты, моего леса и моей любви, эти гостиные, эти женщины с припомаженными волосами над подсунутыми чужими буклями, эти неестественно шевелящиеся губки, эти спрятанные и изуродованные слабые члены и этот лепет гостиных, обязанный быть разговором и не имеющий никаких прав на это, — мне становится невыносимо гадко.

Представляются мне эти тупые лица, эти богатые невесты с выражением лица, говорящим: «ничего, можно, подходи, хоть я и богатая невеста»; эти усаживанья и пересаживанья, это наглое сводничанье пар и эта вечная сплетня, притворство; эти правила — кому руку, кому кивок, кому разговор, и, наконец, эта вечная скука в крови, переходящая от поколения к поколению (и все сознательно, с убеждением в необходимости). Поймите одно или поверьте одному. Надо видеть и понять, что такое правда и красота, и в прах разлетится все, что вы говорите и думаете, все ваши желания счастья и за меня и за себя. Счастье — это быть с природой, видеть се, говорить с ней» («Казаки», т. II, стр. 348.) .

* * *

Свою нелюбовь к культуре Толстой ярко выразил позже в «Анне Карениной» и еще позже в «Воскресении». Как и Толстой, Левин питает недоверие к ученым, например к Кознышеву, знаменитому в своей области, но очень ограниченному человеку, который, собирая материалы в течение многих лет, написал, наконец, книгу, которую никто не читает, и труд многих лет пропадает даром, не принося никому никакой пользы. Левин, хорошо знакомый с современными достижениями науки, давно перестал в нее верить и хозяйство было гораздо важнее ему, чем все эти никчемные спекуляции ученых. «Левин... вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением. Это была книга Тиндаля о теплоте. Он вспоминал свои осуждения Тиндаля, за его самодовольство в ловкости производства опытов, и за то, что ему недостает философского взгляда. И вдруг всплывала радостная мысль: «через два года будут у меня в стаде две голландки, сама Пава еще может быть жива, двенадцать молодых Беркутовых дочерей, да подсыпать на разовый конец этих трех — чудо!» Он опять взялся за книгу. «Ну хорошо, электричество и теплота одно и то же; но возможно ли в уравнении для решении вопроса поставить одну величину вместо другой?

Нет. Ну, так что же? Связь между всеми силами природы и так чувствуется инстинктом... Особенно приятно, как Павина дочь будет уже краснопегой коровой, и все стадо, в которое подсыпать этих трех!..»(«Анна Каренина», т. IX, стр. 100.) .

Понимая тщетность научных изысканий, которые занимают людей культурных кругов, он направляет все свое внимание на ведение хозяйства. Делает он это не потому, что он слишком узок. Наоборот, улучшение положения крестьянства его сильно занимает и он очень интересуется произведениями Генри Джорджа, чьи идеи об улучшении крестьянского быта ему сильно нравятся, но все же вопросы о смысле жизни для него важнее. Проблемы смерти, будущей жизни, бога тревожат его и не дают покоя. Как для самого Толстого, так и для Левина, жизнь теряет ценность, когда религиозное сомнение его мучит. Какое значение имеет политическая борьба в сравнении с этой борьбой? Как могут отвлеченные науки занимать место изучения смысла жизни? Для Левина наука значит практические занятия, и этим он может лучше всего заниматься, когда он сам ведет хозяйство, или — вопросы религиозно-нравственные.

«Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого не могу, следовательно, нельзя жить», — говорил себе Левин.

«В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек, — организм, и пузырек этот продержится и лопнет, и пузырек этот — я.

«Это была мучительная неправда, но это был единственный, последний результат вековых трудов мысли человеческой в этом направлении.

«Это было то последнее верование, в котором строились все, почти во всех отраслях, изыскания человеческой мысли. Это было царствующее убеждение, и Левин из всех других объяснений, как все-таки более ясное, невольно, сам не зная когда и как, усвоил именно это.

«Но это не только была неправда, это была жестокая насмешка какой-то злой силы, противной, и такой, которой нельзя было подчиняться.

«Надо было избавиться от этой силы. И избавление было в руках каждого. Надо было прекратить эту зависимость от зла. И было одно средство — смерть.

«И, счастливый семьянин, здоровый человек, Левин был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться. «Но Левин не застрелился и не повесился и продолжал жить» .

Здесь уже не чередуются мысли о состоянии науки с более важными думами о состоянии его стада, когда поколение «Павы» увеличится. Здесь идет речь об искании смысла жизни, которое приводит к тому, что человек — это — «пузырек» и что «пузырек — я» может лопнуть. Левин чувствовал, что это неправда, но все-таки эта неправда была «мучительной». Избавиться от нее можно было, надев шнурок на шею (а его он предварительно спрятал), или нашедши бога. — Левин нашел бога и перестал бояться шнурка, а ружье он, может быть, припрятал навсегда, когда стал вегетарианцем.

Параллельно с этой драмой, которая завершается обретением бога и спокойной семейной жизнью, происходит другая драма, драма плоти, греховной любви, которая приходит не от бога, а от дьявола. Что в эту драму вовлекается высоко-культурная порядочная женщина, а не заурядная, этим Толстой как бы хочет сказать, что даже лучшим из них, живущим в городе, в атмосфере, насыщенной соблазнами и греховностью, угрожает опасность пасть жертвами безнравственной жизни. Шаг за шагом автор проводит нас через длинный путь душевных переживаний способной и умной Анны Карениной, живущей в лживой и праздной обстановке. Вот эта праздность и лицемерная мораль общества, в котором она вращается, заставляют ее искать незаконных развлечений, а ревность и карающая совесть доводят ее до самоубийства.

* * *

Его отрицательное отношение к медицине довольно ярко отражается в «Войне и мире» и в «Анне Карениной». В «Анне Карениной» Кити Щербацкая страдает моральным недугом из-за того, что сначала она отказала Левину выйти за него замуж, и в то же время граф Вронский внезапно порывает с ней, влюбившись в Анну Каренину. Переживания отзываются на ее здоровье. Приглашается знаменитый врач лечить ее от этой болезни. Зная, что в этом кругу при малейших заболеваниях отправляются на курорты, врач советует отправить ее за границу на воды, поступая просто, как ловкий коммерсант. Он сам едва ли знает, что с ней, и не в состоянии предложить ей никакого лечения. Однако на предложение матери, которая частью виновна во всем случившемся, эта знаменитость приходит и осматривает пациентку так, что девушка сгорает со стыда. В особенности противны ей вопросы, которые доктор ей ставит. Кити, как и ее отец, добрый, умный, человек, не доверяет лекарям, чувствуя моральную тошноту от докторских визитов, но мать, пустая женщина, и слушать не хочет об умном совете супруга.

Мать и дочь оставляют Россию и отправляются на фешенебельный курорт, куда вся праздная аристократия едет лечиться от мнимых болезней. Там Кити встречает Вареньку (дочь кухарки, воспитанная богатыми людьми — настоящую христианскую душу. Кити привязывается к своей новой знакомой, которая примером учит ее христианской любви. Эти беседы делают для нее больше, чем лекарства и воды.

В «Войне и мире» Наташа тоже переживает моральную болезнь после неудавшегося побега с недостойным человеком. Врачи являются на сцену и лекарствами хотят лечить ее от болезни, явившейся результатом дурного поступка. Поведение врачей, состояние больной и взгляд на медицину Толстым так описывается: «Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по- французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна ни одна болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек, ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою, новую, сложную, неизвестную медицине болезнь — не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может притти колдуну в голову мысль, что он не может колдовать), потому что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить; потому что за то они получали деньги и потому что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни»(«Война и Мир», т. VI , стр. 67 — 68.) .

А дальше: «Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с нею. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная...

«Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе...

«Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых Madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое...»(«Война и мир», т. VII, стр. 69 — 70) .

Из всех этих отрывков видно, что в художественных произведениях Толстой занимался теми же вопросами, что в нехудожественной литературе, и что взгляды его на проблемы культуры он выразил в главных произведениях своих, написанных до «кризиса».