1. «ВОЙНА И МИР» — ОТРАЖЕНИЕ ИСКАНИЯ «СМЫСЛА ЖИЗНИ»
Период творчества «Войны и мира» считается в жизни гениального автора самым спокойным и самым счастливым. На это было много причин: то были первые годы женитьбы, когда он был еще очень доволен ею (по ней он тосковал раньше); талант его еще находился на высоте художественного блеска; слава еще была могучим рычагом в его жизни; авторский гонорар не ложился еще тяжелым бременем на его совести. В то время Толстой, как известно, принимал деятельное участие в своем хозяйстве и радовался его росту.
Казалось бы, что жаловаться на свою судьбу у него не было никаких поводов. Но сфинкс жизни все-таки и тогда временами смотрел на него загадочным взглядом, требуя ответа, и пугал его смертным страхом. Правда, от существования бога его собственное существование тогда еще не зависело, ибо ультиматума своему «истинному» разуму он не ставил еще (либо чтобы тот открыл ему бога, либо он его с телом разлучит). Но проблемы нравственности и религии были для него и тогда самыми важными в жизни.
Что он черпал всю богатую жизнь своих героев также из собственного источника, а не только из объективной жизни, — в этом легко убедиться, сравнивая его художественные произведения с теоретическими. Его занятия историей, к которой он был равнодушен и в которую не верил, и изучение им наполеоновских войн были продиктованы желанием доказать свое религиозно-нравственное учение посредством исторических примеров. Выбрал же он ту эпоху потому, что Наполеон, признанный всеми, как необычайный мастер исторического действия, мог бы служить отрицательным примером для иллюстрации той основной мысли, которую он хотел провести. Действительно, если бы Толстой был побужден другим мотивом при выборе Наполеона как предмета изучения, он был бы более объективен, более спокоен, характеризуя личность великого полководца. Но Наполеона он видел в кривом зеркале своей доктрины, неудивительно поэтому, что он ему представился в таком деформированном виде. В целях своего учения Толстому нужно было сорвать маску с европейского божка, так чтобы все героепоклонники могли бы увидеть моральную физиономию того, кто считался одним из величайших людей всех времен. Какая надобность была для художника спорить с историками, если не с целью показать ничтожество великих людей, таким образом приготовляя почву для собственного идеала абсолютного равенства?
Чтобы подкрепить свой постулат об общественном равенстве или, точнее, — общественном ничтожестве, Толстой ставит резкую границу между детерминизмом в частной жизни человека и общественной жизни его, бросая этим вызов всем историкам. Мы увидим ниже, что хотя Толстой критикует их методологию, в действительности же он метит в своей критике тех, которые приходят к «безнравственным» выводам из своего положения о роли личности в истории.