Если и есть какая-то философская веха второго просвещения о бедности, то это должна быть "Теория справедливости" гарвардского философа Джона Роулза. В его книге предлагалось, чтобы принципы справедливости представляли собой общественный договор, заключенный между сторонами равными в "завесе невежества" относительно того, где они окажутся в реальном мире ("Завеса невежества" была мысленным приемом, чтобы гарантировать, что морально неуместные - унаследованные или приобретенные - преимущества в реальном мире не оказывают влияния на суждения о распределительной справедливости). Роулз утверждал, что тогда возникнут два принципа. Во-первых, каждый человек должен иметь равные права на самый широкий набор свобод, совместимых с одинаковыми правами для всех. Во-вторых, при условии ограничения свободы, социальный выбор должен допускать неравенство только в том случае, если оно эффективно - что различие допускается только в том случае, если обе стороны в результате оказываются в лучшем положении; это то, что Ролз назвал "принципом различия".
На Роулза оказали влияние философы и экономисты прошлого, в том числе ранние формулировки теории общественного договора (начиная с Гоббса) и труды Канта и Смита (См. Fleischaker (2004). Его идея свободы явно во многом обязана идеям, рассмотренным в Главе 1, относящимся к концу XVIII века. Выдвигаемый им принцип различия был более радикальным (хотя и уходящим корнями в Смита). Это был не тот радикальный эгалитаризм, который утверждал, что равенство всегда превосходит эффективность. Действительно, общество А с большим неравенством было бы предпочтено этим моральным принципом обществу Б без неравенства, если бы беднейшим было бы лучше в обществе А. Таким образом, принцип сводится к максимизации преимуществ наихудшей группы и поэтому стал известен как "Максимин" (Вставка 2.3).
| Вставка 2.3 Максимин и бедность Принцип различия Роулза был явно не предложением максимизировать самый низкий доход, как это иногда интерпретируется, а скорее максимизировать благосостояние "наихудшей группы" в обществе. Это можно распространить на идею "лексимина", согласно которой, если худшие из них одинаково хорошо живут в двух состояниях, то первый смотрит на следующего живущего хуже, и так далее. Роулз настаивал на том, что для определения "наименее преуспевших" требуется определенная степень усреднения. Роулз писал: "Я предполагаю, что можно приписать ожидание благополучия репрезентативным индивидам, занимающим эти позиции" (1971, 56). Назначение этого ожидания также целесообразно рекомендовать, учитывая, что (взятый буквально) самый низкий наблюдаемый уровень жизни (измеряемый потреблением) в данных исследованиях, вероятно, будет содержать временный эффект и таким образом вполне может содержать значительную ошибку измерения. Таким образом, принцип Роулза предполагает формирование своего рода взвешенного среднего наблюдаемого потребления некоторой прослойки бедных людей (Ravallion 2014f). "Худшие из них" определялись тем, что Роулз называл распоряжением этих людей над "первичными товарами". Первичные товары это то, что нужно для того, чтобы человек был свободен жить так, как он хочет. Это понятие шире, чем то, которое часто называют "базовыми потребностями", поскольку оно включает в себя потребности в социальной интеграции и основные свободы - короче говоря, как права, так и ресурсы. Как признавал Роулз, для определения наименее преуспевших потребуется какой-то показатель - индекс. Возможно, из-за своего очевидного желания порвать все связи с утилитаризмом Роулз избегал употребления термина "функция полезности" (или "функция благосостояния"), но это, очевидно, то, что он имел в виду в своих обсуждениях "проблемы индекса" (Rawls 1971, 94), а именно функции, которая выражает принятые компромиссы. Роулз соглашался с тем, что необходимо также, чтобы эти компромиссы согласовывались с индивидуальными предпочтениями в отношении первичных товаров. Однако он утверждал, что нам не нужно беспокоиться о предпочтениях небедных, исходя из предположения, что их первичные блага обязательно будут доминировать над предпочтениями бедных людей. Таким образом, функция полезности человека находящегося в наихудших условиях должна быть решающей в агрегировании первичных благ. "Единственная проблема индекса, которая нас беспокоит, это проблема наименее преуспевающей группы" (Rawls 1971, 93). Вопрос о том, возможно ли на практике достаточно четкое упорядочение первичных товарных групп без понимания предпочтений, остается открытым. Упорядочение группировок может не требовать математически точной функции полезности; достаточное частичное упорядочение может быть возможно только путем указания определенных общих свойств этой функции, как это обсуждалось в Atkinson and Bourguignon (1982). Однако это в конечном счете эмпирический вопрос. Заметьте, что принцип максимина Роулза не подразумевает, что мы должны перестать заботиться о неравенстве, как только самые бедные поднялись выше некоторого фиксированного абсолютного стандарта. Он выступает за то, чтобы отдавать приоритет самым бедным в конкретном обществе - тем, кто находится в наименее выгодном положении. Это по своей сути относительно. (Мы возвращаемся к различию между абсолютной и относительной бедностью.) |
Принцип максимина Роулза иногда интерпретируется как этическое обоснование использования меры абсолютной бедности для мониторинга социального прогресса. Такой взгляд сомнителен по ряду пунктов, как подробно описано во Вставке 2.3. На самом деле подход Роулза в большей степени предполагает сосредоточение внимания на прогрессе в повышении ожидаемого уровня жизни беднейших слоев населения - "уровня потребления". В Главе 5 мы вернёмся к этой теме.
Второе просвещение бедности имело интеллектуальные корни в первом. Роулз рассматривал свой принцип различия как интерпретацию "братства" (как в девизе Французской революции): "идею нежелания иметь большие преимущества, если это не идет на пользу другим, которые менее состоятельны". Это был естественный шаг (хотя и потребовавший много времени) от стремления к братству, которое возникло в первом просвещении бедности. Утилитаризм рассматривался как противоречащий братству, поскольку он мог использоваться для оправдания потерь индивида во имя общей полезности. Всегда найдется какая-то выгода для самого богатого человека, которая может оправдать потерю самого бедного. Индивид подчинен общему благу, измеряемому суммой полезностей.
Роулз рассматривал свою теорию как переосмысление Канта. Бедные мужчины и женщины должны иметь право налагать вето на любой проект, который приносит выгоду состоятельным людям за их счет. Вторя Адаму Смиту, Роулз считал, что бедность для одних неприемлема как средство для процветания других. Классический утилитаризм (напротив) не мог гарантировать удовлетворительного минимального потребления. И только в том случае, если будет обеспечен удовлетворительный минимум, общественный договор будет "устойчив" в том смысле, что "институты, которые удовлетворяют его, будут генерировать свою собственную опору" (См. Rawls (1967).
Рассуждение здесь заключается в том, что до тех пор, пока наихудшая группа довольна предлагаемым социальным устройством, остальным (всем живущим лучше, чем наихудшим) не на что жаловаться (Это было оспорено, в частности, Г. Коэном (1989). Это рассуждение сомнительно в реальном мире, поскольку можно ожидать, что те, кто не относится к беднейшему слою, будут иметь в виду другой гипотетический случай при оценке любой политики, чем тот, который является наихудшим. Но вспомним, что общественный договор формируется при отсутствии информации о реальных позициях. Роулз утверждал, что максимин выйдет из рамок рационального выбора из-за завесы невежества.
Теория справедливости Роулза вызвала много споров. Джон Харсани (1975) задался вопросом, является ли максимин более вероятным выбором для социального контракта, чем максимизация средней полезности даже за завесой невежества, если только не существует предельного отрицания риска. Джон Ремер (1996, гл. 5) также задался вопросом, будет ли максимин реален в качестве решения. Эти критические замечания основывались на предположении, что агенты за завесой невежества максимизируют ожидаемую полезность, которая зависит исключительно от их собственного потребления (и досуга). Харсани утверждал, что, находясь за завесой невежества, мы будем ожидать, что у нас будет равный шанс быть в обществе кем угодно, подразумевая, что мы выберем утилитарный критерий полной (строго средней) полезности, а не максимина. Эта критика теории Ролза требует, чтобы субъективные вероятности можно было приписать всем состояниям имеющимся за завесой невежества, что Роулз (1971) поставил под сомнение (см. ответ Харсани (1975). Роулз также утверждал, что Харсани предполагает, что люди не заботятся о риске - что их отвращение к риску приведет их к выбору максимина, когда они больше ничего не знают о последствиях которые возникнут в обществе. Однако здесь Роулз ошибся: функции полезности в формулировке Харсаньи могут воплощать в себе неприятие риска (На это указывал Эрроу (1973).
Появились и другие критические замечания в адрес Роулза. Вскоре после публикации "Теории справедливости" Роберт Нозик (1974) опубликовал либертарианскую критику. Нозик, прежде всего, отдавал первенство историческим правам собственности (Руже (1989) рассматривает эти и другие критические замечания принципов справедливости Роулза и дает новую интерпретацию и (энергичную) защиту первоначальных аргументов Роулза). Однако с этической точки зрения никогда не было ясно, почему права собственности никогда не подвергались сомнению - рассматривались скорее как цель, чем как средство (Сравните эту точку зрения с точкой зрения Адама Смита, который также отстаивал важность гарантированных прав собственности, но за их инструментальное значение для социального благосостояния, а не за присущие им добродетели (Глава 1).
Некоторые критики возражали против концепции первичных благ Роулза, утверждая, что эта идея неадекватно отражает свободы, которые люди имеют для достижения своих целей, признавая неоднородность в способности людей превращать первичные блага в свободы. Эта критика привела к тому, что Сен концептуализировал благосостояние в терминах первичных "функций" - то, кем люди могут быть и что делать (а не в терминах средств, которыми они обладают)" (Сен 2000, 74). (Глава 3 возвращается к этим идеям).
Можно защищать ключевые аспекты принципов справедливости Роулза, не принимая его обоснования в терминах общественного договора, сформированного за завесой невежества. Питер Хаммонд (1976) показал, что обобщенная версия максимина - правило лексимина во вставке 2.3 - может быть выведено из набора аксиом, включая требование о том, что сокращение неравенства в благосостоянии между богатыми и бедными является социально предпочтительным, при прочих равных условиях. Точно так же Марк Флербей и Франсуа Манике (2011, Глава 3) показали, что лексимин подразумевается тем, что они назвали аксиомой "приоритета среди равных". Опять же, она требует, чтобы социально предпочтительными были более справедливые распределения, но она никогда не превосходит эффективность в том смысле, что ситуация, при которой все находятся в лучшем положении, всегда предпочтительнее. Ремер (2014) отстаивает версию максимина, но с другой отправной точки, а именно с желания уравнять возможности. Напомним, что это было основано на идее о том, что бедность отражает обстоятельства исходящие из вне, а также личные усилия (Вставка 1.8). Серьезные эмпирические проблемы по-прежнему связаны с четким отделением усилий от обстоятельств, но концептуальное различие очень важно для размышлений о политике борьбы с коррупцией (что уже давно признано в политических дискуссиях, рассмотренных ниже). Стремясь уравнять возможности, мы не хотели бы низводить всех до общего, но низкого уровня возможностей. Вместо этого Ремер утверждает, что политический выбор, вытекающий из "этики равных возможностей", должен максимизировать благосостояние, назначенное наихудшей группе, определяемой вектором экзогенных "обстоятельств" - тех вещей, которые не могут быть прослежены до выбора, сделанного индивидом (Это предполагает, что существует уникальный вектор, преобладающий над всеми остальными. Учитывая, что выбор ("усилия") различен, Ремер предлагает максимизировать средний уровень благосостояния наихудшей группы, усредненный по уровням усилий).
Роулз открыл путь к новому не утилитарному мышлению о бедности и политике борьбы с бедностью. Это означало возвращение к темам, возникшим в период первого просвещения бедности, хотя теперь они обрели более полные и строгие формулировки. Сокращение бедности стало рассматриваться как законная моральная цель для общества, в том, что стало называться "sufficientarianism" в философии (Недавние обсуждения можно найти у Freeman (2012) и Shields (2012). Важно отметить, что изменилась и модель того, что является причиной бедности. Вместо того чтобы обвинять исключительно в плохом поведении бедных людей, бедность стала рассматриваться в немалой степени как следствие обстоятельств, находящихся вне их контроля, учитывая взаимодействие между неравными обстоятельствами рождения (с одной стороны) и провалами рынка и правительства (с другой). Бедность в корне неприемлема из-за потери индивидуальной свободы, которую она влечет за собой, - свободы использовать возможности для самореализации. И суждения о том, что представляет собой "бедность", были сформулированы в терминах упущенных возможностей, которые зависели как от личных характеристик, так и от "дохода".
Эта перспектива придавала анализу и политике более глубокую этическую основу, чем это было возможно в классическом утилитаризме. По-прежнему признается, что существует важная роль индивидуальной ответственности - что бедность иногда проистекает из неправильного выбора. Но эта модель перестала быть доминирующей. Тщательно продуманные формулировки, основанные на возможностях, появились в трудах как философов (таких как J. Cohen (1989), Arneson (1989), Van Parijs (1992), и Widerquist (2013), так и экономистов (включая Sen (1985a), Roemer (1998), and Fleurbaey (2008).
До сих пор дискуссия была сосредоточена на новом философском и экономическом мышлении Второй Эпохи Просвещения о бедности. Не менее важными для выработки новой политики были новые данные, новые эмпирические исследования этих данных, а также более популярные труды и общественные движения того времени. Теперь мы обратимся к ним.
Во всем богатом мире происходит изменение отношения населения к бедности. Это проявляется в заметном увеличении ссылок на такие фразы, как "политика по борьбе с бедностью", "сокращение бедности" и "перераспределение" в Google Books Ngram Viewer. Во второй половине XX века в промышленно развитых странах наблюдался бум социальных расходов (см Lindert (2004). Одна богатая страна особенно активно участвовала в новых дебатах о бедности и политике.