написать

Слог и сюжет истинно народного поэта - десять строк всё описание уклада жизни и отношения к женщине

 

Разговор Татьяны с нянею - чудо художественного совершенства! Это целая драма, проникнутая глубокою истиною. В ней удивительно-верно изображена русская барышня в разгаре томящей её страсти. Сдавленное внутри чувство всегда порывается наружу, особенно в первый период ещё новой, ещё неопытной страсти. Кому открыть свое сердце? - сестре? - но она не так бы поняла его. Няня вовсе не поймет; но потому-то и открывает ей Татьяна свою тайну - или, лучше сказать, потому-то и не скрывает она от няни своей тайны.

"Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда?"
- И полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь!
"Да как же ты венчалась, няня?"
- Так, видно, бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет.
А было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
К моей родне, и наконец
Благословил меня отец.
Я горько плакала со страха:
Мне с плачем косу расплели,
И с пеньем в церковь повели.
И вот ввели в семью чужую...

Вот как пишет истинно-народный, истинно-национальный поэт! В словах няни, простых и народных, без тривьяльности и пошлости, заключается полная и яркая картина внутренней домашней жизни народа, его взгляд на отношения полов, на любовь, на брак... И это сделано великим поэтом одною чертою, вскользь, мимоходом брошенною!.. Как хороши эти добродушные и простодушные стихи:

И, полно. Таня! В эти лета
Мы не знавали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь.

Как жаль, что именно такая народность не дается многим нашим поэтам, которые так хлопочут о народности - и добиваются одной площадной тривьяльности...

Татьяна вдруг решается писать к Онегину: порыв наивный и благородный; но его источник не в сознании, а в бессознательности: бедная девушка не знала, что делала. После, когда она стала знатною барынею, для неё совершенно исчезла возможность таких наивно-великодушных движений сердца... Письмо Татьяны свело с ума всех русских читателей, когда появилась третья глава "Онегина". Мы, вместе со всеми, думали в нем видеть высочайший образец откровения женского сердца. Сам поэт, кажется, без всякой иронии, без всякой задней мысли, и писал, и читал это письмо. Но с тех пор много воды утекло.., Письмо Татьяны прекрасно и теперь, хотя уже и отзывается немножко какою-то детскостию, чем-то "романтическим". Иначе и быть не могло: язык страстей был так нов и недоступен нравственно-несоотствующей Татьяне: она не умела бы ни понять, ни выразить собственных своих ощущений, если бы не прибегла к помощи впечатлений, оставленных на её памяти плохими и хорошими романами, без толку и без разбора читанными ею... Начало письма превосходно: оно проникнуто простым искренним чувством; в нем Татьяна является сама собою:

Я к вам пишу - чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Сначала я молчать хотела;
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
" Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Все думать, думать об одном
И день н ночь до новой встречи.
Но, говорят, вы нелюдим,
В глуши, в деревне, все вам скучно,
А мы... ничем мы не блестим,
Хоть вам и рады простодушно.
Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас.
Не знала б горького мученья,
Души неопытной волненья
Смирив со временем (как знать?),
По сердцу я нашла бы друга,
Была бы верная подруга
И добродетельная мать.


Прекрасны также стихи в конце письма:

..........Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю.
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю...
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает.
Рассудок мой изнемогает.
И молча гибнуть я должна.

Все в письме Татьяны истинно, но не все просто: мы выписали только то, что и истинно и просто вместе. Сочетание простоты с истиною составляет высшую красоту и чувства, и дела, и выражения...

Замечательно, с каким усилием старается поэт оправдать Татьяну за её решимость написать и послать это письмо; видно, что поэт слишком хорошо знал общество для которого писал...

Я знал красавиц недоступных.
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси модной,
Их добродетели природной,
И, признаюсь, от них бежал.
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда!
Внушать любовь для них беда.
Пугать людей для них отрада,
Быть может, на брегах Невы
Подобных дам видали вы.
Среди поклонников послушных
Других причудниц я видал
Самолюбиво-равнодушных
Для вздохов страстных и похвал.
И что ж нашел я с изумленьем?
Они, суровым повеленьем
Пугая робкую любовь,
Её привлечь умели вновь,
По крайней мере, сожаленьем.
По крайней мере, звук речей
Казался иногда нежней,
И с легковерным ослепленьем
Опять любовник молодой
Бежит за милой суетой.
За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Послушная влеченью чувства,
Что так доверчива она.
Что от небес одарена
Воображением мятежным.
Умом и волею живой,
И своенравной головой,
И сердцем пламенным и нежным?
Ужели не простите ей
Вы легкомыслия страстей!
Кокетка судит хладнокровно;
Татьяна любит не шутя
И предается безусловно
Любви, как милое дитя.
Не говорит она: отложим -
Любви мы цену тем умножим,
Вернее в сети заведем;
Сперва тщеславие кольнем
Надеждой, там недоуменьем
Измучим сердце, а потом
Ревнивым оживим огнем:
А то, скучая наслажденьем.
Невольник хитрый из оков
Всечасно вырваться готов.