Роль литературы в воспитании нации. Азия и Европа. Стили жизни
"Ябеда" Капниста была сильным ударом ябеде. Нахимов составил себе громкое имя в литературе своего времени постоянным вдохновением против кривосудия. Хотя остроумие Фон-Визина было устремлено преимущественно против невежества, но мимоходом доставалось от него порядком и сутяжничеству. В наше время "Ревизор" Гоголя явился истинным бичом этого порока, который, благодаря успехам просвещения и благотворным усилиям правительства, уже прячется в норы [и только оттуда осмеливается, и то украдкою, высовывать свою неблагообразную и непристойную физиономию].Говоря о заслугах литературы святому делу преследования лихоимства бичом сатиры, нельзя не упомянуть и о Грибоедове: хотя его бессмертная комедия устремлена и не прямо против этой гидры стоглавой, но горящие клейма наложил он на ее бесстыдные лбы стихами, подобными следующим:
- Как будешь представлять к крестишку иль местечку
- Ну, как не порадеть родному человечку!
И благородные усилия литературы не остались тщетными: общество отозвалось на них. Замечательно, что даже посредственные сочинения в этом духе и направлении всегда принимались нашею публикою с особенным восторгом, вместо того, чтобы оскорблять ее. Наконец, стали появляться люди, которые, уже не боясь прослыть за людей беспокойных и опасных и не стыдясь названия глупцов, гордецов, выскочек и мечтателей, говорят вслух, что скорее готовы умереть с голоду, нежели богатеть воровством, - и с голоду не умирают, а если и богатеют, то честными средствами.
[И] хотя такие [вольнодумцы] являются не тысячами, но все-таки число их умножается со дня на день. До времен же Петра Великого их [не бывало не только в действительности, но и в фантазии самых пылких людей] (17). Следовательно, общество наше идет вперед ж, не теряя своей национальности, только расстается с [дурною народностью] (18). И уже близко то время, когда не останется и следов [такой народности] (19). А с чем можно расстаться, от чего можно отрешиться, - то не в крови, не в духе: то просто дурная привычка, приобретенная в дурном обществе, при дурном воспитании. Только те пороки делают бесчестие нации, которые неистребимы, неисправимы.
Вообще все недостатки и пороки нашей общественности выходили из невежества и непросвещения: и потому свет знания и образованности разгоняет их, как восход солнца ночные туманы. Пороки китайца и персианина слиты с их духом: просвещение сделало бы их только утонченнее, коварнее и развратнее, но не благороднее. Просвещение действует благодетельно только в таком народе, в котором есть зерно жизни. Мы уже представили самый разительный факт, как неопровержимое доказательство, что в русском обществе есть здоровое и плодотворное зерно жизни. Прибавим к этому, что многого можно надеяться от народа, который, после нарвского сражения, дал полтавскую и бородинскую битвы, потряс Турецкую империю, и, как сказал его великий поэт, "повалил в бездну кумир, тяготеющий над царствами, и кровью своею искупил свободу, честь, спокойствие Европы..." Едва пробудившись к жизни, он громом побед возвестил Европе о своем пробуждении; едва примкнувши к Европе, он уже решил ее великое дело, дал ответ на мудреный вопрос.
[Мы высказали наше задушевное мнение о вопросе щекотливом со всею искренностью и прямотою свободного убеждения и готовы ответить на всякое возражение, сделанное нам с такою же искренностью и прямотою. Не только не уклоняемся от спора, но вызываем его ради большего, уяснения столь близкой к сердцу всякого русского истины. Наше убеждение равно далеко и от мертвого космополитизма и от квасного патриотизма, и такое убеждение смело может быть высказываемо в стране, где преследуется не свобода, а своеволие мысли. После этого мы можем прямее приступить к причинам, делавшим необходимою и коренною реформу Петра, не боясь быть ложно понятыми и ложно истолкованными.
В предыдущей статье мы говорили о различии Европы от Азии; теперь мы хотим показать отношение России до Петра Великого к Европе и Азии. По географическому положению своему Россия занимает середину между этими двумя частями света. Многие заключают из этого, что она и в нравственном отношении занимает эту середину. Подобная мысль нам кажется не совсем справедливою: географическая середина не всегда бывает нравственною серединою, а нравственная середина не всегда бывает выгодна. Как угодно, но трудно вообразить себе середину между светом и тьмою, просвещением и невежеством, между человечностью и варварством; но еще труднее найти такую середину выгодною и придти от нее в восторг. Серый цвет может быть хорош на произведениях природы, искусства и ремесел но в духе человеческом серый цвет - цвет отвержения, нравственного унижения. "Кто не за меня, тот против меня" - середины нет. Вследствие татарского ига, кроме религии, в России не было ничего общего с Европою; но она много отличалась от Азии. Находясь под туманным небом, в суровом климате, она не представляла собою той роскоши, той поэзии чувственной, ленивой и сладострастной жизни, которая в Азии так обаятельно соблазнительна и для европейца. Страсти в ней были тяжелые, но не острые, отуманивали, а не раздражали, больше спали и редко просыпались. Разнообразие страстей в ней было неизвестно, потому что основы общества были однообразны, интересы ограничены.
Для азиатца существует наслаждение; он по -своему обожает красоту, по-своему любит роскошь и удобства жизни. Ничего этого не бывало у русских до времен Петра Великого. Красоту у них составляло дородство, "ражесть" тела, молочная белизна и кровяной багрянец лица - кровь с молоком, как говаривали наши старики, и как теперь говорят наши простолюдины. В самом деле, взглянув на то, что бородатые торговцы нашего времени называют красотою, взглянув на разбеленные и разрумяненные ланиты и черные зубы их очаровательниц, не получишь слишком высокого понятия об эстетическом вкусе наших праотцев.
И какая разница между азиатским сатрапом или пашою, который, злоупотребляя власть свою над вверенным ему пашалыком, лениво и роскошно упивается всеми обаяниями чувственности в своем гареме - этом земном раю, обещанном ему на небе Мухаммедом, в кругу соблазнительных одалисок, этих земных гурий и пери, под неумолчный говор фонтанов, в сладостном дыму аравийских курений, - какая разница, говорим, между ним и древним русским боярином, который тоже был послан на кормление в какую-нибудь провинцию, который много и безвкусно ел за обедом, еще больше пил, а после обеда спал богатырским сном; по субботам наслаждался банею, паримый вениками в адском жару, в случае нездоровья выпивал на полке пенничку с перечком, а после бросался в сугроб снегу; для которого, после еды, питья и бани, величайшее наслаждение было - охота с соколами, ломка с медведями или разделка с холопами!
На востоке есть понятие о вдохновении и творчестве: там высоко ценится искусство "нанизывать жемчуг на нить описаний" и "рассыпать жемчуг по бархату", т.е. писать стихами и прозою. На святой Руси в древности и не слыхивали о таком странном занятии, а если бы услыхали, то назвали б его "пересыпанием из пустого в порожнее". Какое прозаическое понятие о поэзии! Другое важное отличие русского мира от азиатского - отсутствие мистицизма и религиозной созерцательности. Наше славянское язычество было так слабо и ничтожно, что не оставило по себе никакой памяти. Великий князь Владимир одним словом мог уничтожить его, и народ без всякого фанатического сопротивления крестился. Правда, несколько голосов закричало было: "выдыбай, боже!" - но это не по языческому религиозному чувству, а по уважению к серебряной бороде и золотым усам Перуна.
Вообще Россия была Азиею только в другом характере, чему причиною было и христианство, формально объявленное Владимиром Святым государственною религиею. Посему наши князья хотя и кололи друг другу глаза, но это было больше следствием влияния византийских обычаев, чем азиатизмом. Русский мужичок и теперь еще полуазиатец, только на свой манер: он любит наслаждение, но полагает его исключительно в "пенном", в еде и в лежании на печи. Когда урожай хорош и хлеба у него вдоволь, он счастлив и спокоен: мысль о прошедшем и будущем не тревожит его! ибо люди в своем естественном состоянии, кроме утоления голода и других подобных нужд, ни о чем не умеют мыслить.